Терри Гиллиам: Интервью: Беседы с Йеном Кристи - страница 62

трубы из туалетов выходят наружу, насквозь пробивая все эти прекрасные карнизы и лепнину. Эстетика приносится в жертву современным удобствам. Эти здания демонстрировали все то бесконечное количество труб, которое требуется, чтобы провести газ, электричество и телефон, и оставалось только удивляться, почему люди не дают себе труда упрятать все это хозяйство внутрь. Причина, понятное дело, в том, что так дешевле, а чувство прекрасного не настолько велико, чтобы оправдать дополнительные расходы. Собственно, это желание получить удобства за счет красоты и натолкнуло меня на эту мысль.

Норман Гарвуд стал приносить трубы, и я каждый раз ему говорил, что надо брать более толстые. В итоге мы собрали целую коллекцию этих труб на задворках студии «Ли»; самые толстые мы взяли для оформления ресторана — совсем гигантские, в кожухах-отражателях. Первые наброски, которые я сделал, относились к дому Баттла. Сначала предполагалось, что Баттлы живут где-то за городом. На рисунках присутствовал небольшой, стоящий посреди степи домик — наверное, где-нибудь в Уэльсе, и к нему подходили подвешенные на телеграфных столбах трубы диаметром больше метра: по ним в этот домик поступает все необходимое, но попутно они полностью убивают окружающий вид. Мысль состояла в том, чтобы показать, насколько ты связан с системой. Когда мы занимались продвижением фильма в Чикаго, меня постоянно спрашивали про трубы, и я говорил: «Вы разве не отдаете себе отчета в том, что спрятано за стенами, за подвесными потолками и под полом в этой конкретной комнате?» — и создавалось впечатление, что люди понятия не имеют, сколько требуется подводок и чего все это стоит. Я говорил, что мне как раз хотелось посмотреть, не перевешивает ли цена, которую мы платим, удобства, которые мы за эту цену получаем, — их такая постановка вопроса ошеломила.

Другой вопрос, который всегда возникал на обсуждениях: «А были ли на самом деле террористы?» — на что я всегда отвечал, мол, не знаю, были ли они на самом деле, потому что этой громадной системе требуется выжить любой ценой, так что, если никакого терроризма на самом деле и не было, системе пришлось бы изобрести террористов в целях самосохранения — так действуют любые организации. Что неизменно вызывало в аудитории удивление, и они продолжали требовать ответов; на самом ли деле взрыв в ресторане был делом рук террористов? И я опять говорил, что не знаю, что это могло быть внутрисистемным сбоем. Но если предположить, что технология работает бесперебойно, тогда в случае взрыва приходится констатировать, что его кто-то организовал, — это, мол, я и пытался донести до зрителей в «Бразилии». После этой дискуссии, когда я садился в машину, я заметил, что у людей вокруг лица какие-то мертвенно-бледные. Я спросил, что случилось. Оказалось, только что взорвался «Челленджер»[212]. Системы то и дело дают сбой, не так ли?

На самом деле, первый толчок для «Бразилии» я получил, случайно натолкнувшись на документ семнадцатого века, когда охота на ведьм была еще в самом разгаре. Это был прейскурант пыток — ты должен был платить за пытки, которым тебя подвергали; если тебя признавали виновным и приговаривали к смерти, нужно было оплатить все дрова, на которых тебя сжигали, до последней вязанки хвороста. Я стал думать о человеке, который работает делопроизводителем в суде и обязан присутствовать на пытках, чтобы фиксировать показания обвиняемых. Страшная работа, но ему нужно содержать жену и детей — что он будет делать? Именно с этого и началась «Бразилия», до всякого Порт-Толбота. Существовала теория, что охота на ведьм прекратилась, потому что система переросла самое себя: они стали ловить все более крупную рыбу. Они стали покушаться на низшие слои аристократии, после чего аристократия их запретила и охота на ведьм ушла в прошлое; это был общеевропейский коллапс. До этого момента существовала самоподдерживающаяся организация, которой нужно было искать и находить ведьм; они их находили, и самое абсурдное — человек платил за то, что его наказывали.

Отсюда возникла идея с чеком для Баттла — эту сцену я написал одной из первых