Терри Гиллиам: Интервью: Беседы с Йеном Кристи - страница 64

Еще одна вещь, которая мне страшно нравится, хотя мало кто ее замечает, — это коридор с белой плиткой и каплей крови. Когда оформляли эту декорацию, плиточники прокладывали между рядами плитки кусочки картона, чтобы плитка не смещалась, пока сохнет клей. Я пришел на площадку, увидел эти картонки и решил, что мы их оставим. Если вы присмотритесь к этой сцене, плитка там совершенно обычная, только из швов торчат какие-то фигульки. Я вспомнил, как Арнон рассказывал мне о своем детстве в Иерусалиме: женщины оставляли молитвы в своей части Стены Плача, а он ночью пробирался туда и воровал эти записки, чтобы посмотреть, не пишут ли девчонки о нем. Думаю, эта история подсознательно определила мое решение; эти кусочки картона казались мне молитвами людей, прошедших через этот коридор.

На самом деле такие вещи присутствуют у меня в голове, и никому другому они, наверное, недоступны, но мне нравится сама странность, нравится представлять, что кто-нибудь другой будет смотреть фильм и думать, что все это значит. Я в своих фильмах хотел бы задавать вопросы, а не давать ответы. Все точки над «i» расставить невозможно.

Что вы скажете по поводу разных вариантов начала и концовки фильма? Зачем так много версий?

Том написал прекрасное начало. Фильм начинался с жука, который сидит в тропическом лесу, кругом идиллия, но тут появляется огромная машина, которая пожирает деревья и превращает их в бумажную массу, которая затем сливается в грузовик, который едет в город, а жук летит за ним. Грузовик едет на целлюлозно-бумажный комбинат, который извергает огромные рулоны бумаги, которую везут в типографию, где штампуют огромные стопы печатных страниц, потом их переплетают в документ, который в конечном итоге опускается на стол чиновника. Чиновник берет документ со стола, чтобы прихлопнуть им жука, который теперь кружит у него по офису, и мы видим титульный лист: это правительственный доклад о сохранении тропических лесов. На мой взгляд, в этом введении кратко излагается все, что нужно, но у нас не хватало денег, чтобы его снять[217]. Поэтому фильм начинается с рекламного ролика Центральных служб, который написал Чарльз Маккеон.

Разве он не начинается с облаков?

Нет, облака есть только в американской версии. В английской, или в европейской, версии на экране просто появляется титр: «Где-то в двадцатом столетии»; потом идет реклама Центральных служб, потом камера отступает, и мы видим витрину магазина с телевизорами и видеомагнитофонами, которая тут же и взрывается.

Американская версия начинается с песни «Бразилия» — вроде бы это была идея Сидни Шейнберга со студии «Юниверсал», которую он предложил еще до того, как разгорелась ваша с ним война?

Не уверен, что эту идею предложил Сид, но откуда-то она появилась, и я ничего против не имел — видите, какой я на самом деле покладистый человек? — а уже потом мы добавили облака. Они у нас все равно уже были: когда мы приступали к работе над фильмом, то думали, что нам понадобится много небесных видов и съемок облаков, потому что мы собирались много снимать на голубом фоне для эпизодов с полетами во сне, и нам удалось купить кадры, не вошедшие в фильм «Бесконечная история»[218]. В итоге мы их так и не использовали, потому что нас вполне устроило, как выглядят искусственные облака, которые мы сами сделали; так что в начале «Бразилии» идут облака из «Бесконечной истории», а концовка отсылает к «Бегущему по лезвию», в котором использовались кадры, не вошедшие в «Сияние»[219]. Странным образом получается, что все со всем связано посредством кусков, не вошедших в разные фильмы. Счастливая концовка «Бегущего по лезвию» привела меня в такой ужас, что я окончательно утвердился в мысли закончить «Бразилию» так, как мы ее в итоге и закончили.

В американской версии песня дается в самом начале: мы начинаем с «Бразил, да-да-да», и от этого прекрасного парения, от этой плавной вещи спускаемся на землю. В сценарии изначально было две версии концовки, и я так и не смог решить, какую мне предпочесть: или оставить комнату пыток пустой, как мы сделали в европейской версии, или медленно заполнять ее облаками и оставить Сэма сидеть привязанным к креслу, чтобы они парили вокруг него, как мы сделали в американской версии. В глубине души я предпочитаю европейскую версию и, пересмотрев обе для подготовки издания на лазерном диске, вернулся к первоначальной, жесткой, бескомпромиссной европейской версии