Третий выстрел - страница 9

стр.

Фаня тоже хотела выбрать себе псевдоним, короткий и хлесткий, и  тоже на твердую букву Д . Но   женщины  переглянулись и подняли ее на смех. Партийн ое   имя  надо заслужить , а у них, в  отличие  от Фанни Рубин штейн, заслуги были. Так что Фаня   жила  у них в доме вроде   прислуги  за все, как местечковая еврейская девушка. Впрочем, она и была местечковой еврейской девушкой, хотя родилась и жила не в богом забытом местечке, а в лучшем городе на свете - в Одессе. Л юбовь свою к этому городу она старательно скрывала, после того, как Дора, фыркнув сказала, что так рассуждать - примитивно. Город становится лучшим не по красоте домов и месту рождения, а по качеству жизни простых людей :  крестьян, рабочих, ремесленников. Жизнь должна становиться лучше, тогда и город будет лучшим. Ну и ладно, Фаня попридержала язык, хотя и обидно стало немного. Ладно бы  Дина - она родилась в Москве, а вот Дора-Фейга как раз и вышла из маленького украинского местечка, нечего  было задаваться..

Но тут правильнее промолчать, ибо дамы  эти были суровы и на  расправу скоры. Оно  и понятно, жизнь у обеих была не сахар: тюрьмы, каторга, подпольная работа, схватки с жандармами. Куда тут Фане , с ее семейным детством! И хотя обе бывшие каторжанки  были на фанин девичий взгляд весьма интересными женщинами, но видно было, что и пожили, и пострадали немало, это свой отпечаток наложило, конечно , и на внешность, и на здоровье.  Дора   полжизни слепой была после взрыва бомбы, Дина покушение на самого Государя… ну да, на бывшего царя организовала, 10 лет каторги в Сибири. Пр едставить жутко, не то, что отбывать.

А что она, мадемуазель Рубинштейн, “первая невеста Одессы” ? Когда в руках у террористки Доры взорвалась самодельная бомба, а Дина готовила «насильственное посягательство на жизнь священной особы царствующего императора» , маленькая Фанечка еще спала с плюшевым мишкой, да бегала купаться на Ланжерон. Так что, хорошая еврейская дев оч ка, молчи, и  слушай старших. Е сли посылают  ставить самовар или вынести помои - то хоть этим отплати за приют в Москве, к тому же  в таком шикарном доме! Дом этот стоит в самом центре, фасад смотрит на улицу Большая Садовая , до Патриарших прудов буквально два шага - а там такая красота! Не Приморский бульвар, конечно, но тоже тенисто, прохладно, зелено. В общем, спасибо Якову, что устроил здесь на квартиру  с интересными людьми, которыми восхищаться и восхищаться. И у которых многому учиться и учиться.

Якову вообще за многое надо было сказать спасибо!   В первую очередь, за спасение сем ейства   Рубинштейнов . В  январе, когда гайдамаки с юнкерами наступали от Большого Фонтана к центру города и уже подходили к Греческой, в дом меламеда стремительно вошел удивительно некрасивый молодой человек, весь перетянутый кожаными ремнями, с огромной деревянной кобурой на боку и строго спросил:

- Реб Хаим Рубинштейн  - это вы?

С улицы доносилась стрельба, иногда что-то громко ухало, Фане было страшно. А папа спокойно ответил:

- Да, это я.

- Я за вами, реб Хаим. Собирайтесь, берите семью и уходим на Молдаванку. Здесь опасно.

- Что вдруг?

- Если гайдамаки придут сюда, будет погром.

- Погром будет в любом случае, - усмехнулся меламед.

- С нами не будет, - сурово сказал некрасивый юноша.

- С вами - это с кем?

- Со мной и с Мишей. Винницким. Япончиком.

- Это же налетчик, бандит? - удивился папа.

- Это командир еврейской боевой дружины. К нам на Молдаванку гайдамаки не сунутся, забоятся. Мы пытаемся всех евреев из центра переправить туда. На время. До полной и окончательной победы.