Три жизни Красина - страница 21

стр.

Теодолит! Он тогда помог. А кто поможет ему сейчас?


Пригороды Гельсингфорса. Велосипед теперь не нужен. Отслужил свою службу. В городе у Леонида Борисовича явка на квартиру Смирнова, лектора русского языка при Финляндском университете. Это центральный большевистский явочный пункт в Гельсингфорсе. Через него прошло множество партийной публики, направляющейся в Россию и за границу. Здесь и Владимир Ильич останавливался.

Красин едва доплёлся до дома, где живёт Смирнов. По старой привычке подпольщика всё время осматривался, не тянется ли за ним хвост. Нет, всё как будто благополучно...

Пароль. Отзыв... И Леонид Борисович снова под крышей.

Можно немного отдышаться от велосипедной гонки, от напряжения этих последних дней.

Но Смирнов выглядит встревоженным. Кажется, и здесь не отдохнёшь перед последним броском через границу.

— Царские шпики что-то стали усиленно интересоваться моей особой. Я вижу их на улице у дома. Они следят за университетской русской библиотекой, где я служу, ходят за мной по пятам... Не хочу, дорогой Никитич, подвергать вас риску... Есть совершенно «чистая» явка у доктора Гюллинга. Вы знаете его. К нему мы немедленно и отправимся.

Доктор Гюллинг и его семья — милые, заботливые хозяева. Здесь действительно можно дождаться парохода. Времени свободного много, но показываться без надобности в городе — значит испытывать судьбу. Но есть дела неотложные.

Леонид Борисович заказывает телефонный разговор с дачей «Берго». Это неподалёку от границы Финляндии и России. Там сейчас живёт семья Буренина. Необходимо сообщить своему ближайшему помощнику, а через него и всем, кому следует, что всё пока благополучно. И скоро Никитич покинет Суоми. Во всяком случае он надеется на это.

К телефону подошла сестра Буренина. Ей хорошо знаком голос Красина.

— Звонит... «Николай Николаевич»! Очень извиняюсь, что не могу лично приехать, так как не один, а незваных гостей привозить не хочу. Передайте привет всей вашей семье. Я уезжаю за границу.

— Спасибо, что позвонили, Николай Николаевич. Счастливого пути. Ваши приветы передам...

В трубке захрипело. Разговор окончен.

Глава третья. «Звери» из Мюнхена

Давно ли колючие метели бросались на угрюмые, озябшие финские берега? Теперь Балтика нежится под ласковыми лучами весеннего солнца. И всё же суровая она, неулыбчивая. Чуть «светило» за тучу — Балтика хмурится, того и гляди наскандалит.

Не то что Чёрное море. Или Каспий!

Немного спало нервное напряжение последних недель. Петля сброшена с шеи. Стало легче дышать. Пароход, на который вчера вечером был тайно доставлен Красин, уверенно рассекает свинцовые воды Балтики. Давно скрылись финские берега. Теперь беглец вне досягаемости царской охранки. Пароход идёт в Штеттин, в Германию...

Леонид Борисович в шезлонге на палубе. Смотрит отсутствующим взглядом на бескрайнюю водную равнину. А мысли его далеко, далеко. И видятся ему берега иного моря...

...Восемь лет минуло с тех пор, когда он, только что получивший диплом, по приглашению инженера Классона приехал в Баку. До этого Красин бывал и на Чёрном, и на Балтийском морях, не раз отваживался купаться в ледяном Байкале. Но Каспий поразил. Его красота скупая. Её нужно разглядеть. Чёрное море — франтиха, все прелести напоказ. Каспий — скромен в тихую погоду, а когда забушует, разгневается, тогда беда, в гневе он выворачивается наизнанку, волна о дно скребётся.

Баиловский мыс, на котором акционерная компания «Электросила» задумала построить электрическую станцию для нефтяных промыслов, только слегка вдавался в море, округляя бухту, на берегу которой стоит Баку. В бухте вода грязная, пахнет нефтью, дохлятиной. А как спустишься с Баиловской горы к окончанию мыса — будто на другое море попал, — вода чистая, видно, как мелкая рябь разрисовывает дно мраморными узорами. Лёгкими, изменчивыми.

Даже жалко было в эту воду сбрасывать землю. Но пришлось. Почти под основание срыли гору и на несколько десятков метров удлинили Баиловский мыс. А когда потревоженное море вновь успокоилось, осела муть, к мысу стали подходить рыбы. Большие рыбы. Они удивлённо оплывали новый берег, как бы спрашивая — откуда он взялся, ведь раньше тут было открытое море?..