Три жизни Красина - страница 9
В разгар экзаменов из дома прилетела радостная весть. Кто его знает почему, но все лжесвидетели из Липчинской волости, где якобы преступно действовал Борис Иванович Красин, — вдруг покаялись, взяли свои показания назад. И снова бродит Леонид по тёмным коридорам Сената. Документы о невиновности отца прибыли в этот «храм правосудия», но можно годы ходить из канцелярии в канцелярию и не найти ни бумаг, ни «правосудия».
Так и случилось. Шли годы, а Борис Иванович изнывал в Иркутске в ссылке, и по-прежнему над ним тяготело обвинение, по-прежнему он числился преступником. И только через несколько лет Сенат сделал отписку, но приговора не отменил.
...Красин сжимает ладонями голову, трёт виски, пытается ходить по камере. Ему сейчас нельзя, нельзя распускаться, сейчас, как и тогда, он должен скрутить нервы. И пусть снова оживают далеко ушедшие дни. Воспоминания эти нужны вдвойне. В одиночной камере нельзя спрятаться от себя, от мыслей, лучше воспоминания. Ведь пока книга его жизни открывается светлыми листами.
Он тогда сдавал свои первые в институте экзамены и думал об уходе из Технологического. Бросить всё. Уехать в Сибирь. Поступить на службу и как-то облегчить жизнь родных. Это единственно правильное решение, он примет его, вот только сдаст последний экзамен...
Но однажды в аудиторию вошёл институтский сторож и сказал, что студента Красина требует к себе инспектор. В ту пору больших грехов Леонид за собой ещё не чувствовал и спокойно отправился в инспекторский кабинет. Из него выскочил почти счастливым. Казённая стипендия — 360 рублей в год! Да ведь это целое состояние! Они с Германом могут теперь обедать каждый день... И мысли приняли другой оборот — семье трудно, значит, его сыновний долг быстрее завершить образование.
Стемнело. Кончился первый день выборгского заключения.
В камере зажгли лампу. Красно-жёлтый язычок пламени часто оседает, как будто проваливается куда-то, потом плюётся сгустком копоти. В камере всё равно темно, и только на потолке переламываются тени.
Он снова видит себя стройным юношей. Ужели и тогда его звали Леонидом Красиным?
Узнику дорог тот юноша не только потому, что это он сам в 18 лет. Сейчас он ищет, быть может бессознательно, ищет себя.
А тогда были бесконечные блуждания по столице. И видел он не только людей, но и творения человеческого гения. Он смотрел на вечное, прекрасное. Клодтовские кони на Аничковом мосту — в них больше жизни, чем во всём мелькании петербургских будней.
И фальконетовский Пётр, и решётка Летнего сада, спокойные ритмы архитектурных шедевров сдерживают торопливый, неровный бег тревожных мыслей.
В Академии художеств можно часами стоять и смотреть через кулак на бушующее море Айвазовского. Не видно рамы, исчез зал, только море, гребни, брызги. Он слушал шум его, он вдыхал его запах, он погружался в его бесконечность.
А рядом до боли знакомое — церковь, уткнувшаяся маковкой в свинцовую тучу, взлохмаченная речка и столб пыли. И хочется закрыть руками лицо, отвернуться от пыльного смерча, и хочется смотреть на него и никуда не уходить, не двигаться, не думать.
Красин невидящим взором глядит на коптящий тюремный светлячок. Он снова там, на передвижных выставках и среди деревьев, на берегах рек и рядом с морем. Он на воле.
Хлопает дверь. Пламя в лампе взвивается чёрно-красным драконом. В неверном отсвете надзиратель с миской похож на палача в красном с топором.
Ужин. Он чувствует голод. Как тогда, когда бегал в театры, на концерты, выставки, отнимая медные гроши от обеда, подменяя мясо капустой и вдоволь наедаясь только чёрным хлебом.
Как быстро меняются времена. И требования времени к жандармским чинам, в частности.
Давно ли в корпус жандармов зачисляли по протекции каких-либо проштрафившихся офицеров гвардии или даже армейскую серость.
А теперь! Службы верой и правдой престолу и отечеству мало. Изволь ещё иметь образование!
Да и то правда, иначе не справишься с крамолой, не то что раньше!.. Был лет 50 назад в отделении знаменитый полковник Ракеев. Страшная образина, весь в оспе, голос хриплый, улыбнётся, аж пот прошибёт. А ведь каких людей ему доверяли арестовывать! Чернышевского, Михайлова. Говорят, он в молодости гроб с телом Пушкина из Петербурга тайно вывозил.