Трудная полоса - страница 28

Арсений еще думал о ссоре со стармехом, когда легкой своей походкой — в юности специально тренировался, чтоб каждый шаг прочувствовать до конца, до кончиков пальцев — поднялся по лестнице аэровокзала, прошел через боковой холл, где за высокими столиками люди торопливо обжигались кофе, к телефону-автомату.

Привычное, хотя и забытое немного сочетание цифр... Ответила подруга Татьяны.

— Татьяну Борисовну, пожалуйста. Услышал ее шаги, очень быстрые, и шорох.

— Алло,— проговорила она с таким придыханием, что у него все замерло внутри.

— Здравствуй! Узнаешь? Ждала?

— Арсений! Как снег на голову!

— Сию минуту с самолета и сразу звоню тебе. Ценишь?

— Ценю.

— Отпразднуем встречу?

Татьяна ответила не сразу, голос потускнел, будто она вновь была за тридевять земель от него.

— Это как водится, милый...

Арсению показалось, что она ждет от него каких-то других слов, и он поторопился выложить козыри:

— Кстати, чемоданы у вас уложены, миледи? Мы завтра же летим на юг. Лучшее время отпуска — август.

Татьяна не обрадовалась, как он ожидал.

— Это невозможно, у меня по графику в декабре...

— Сходи к начальнику, попроси. Вечером зайду к тебе. Поужинаем в «Полярном», потанцуем...

Он говорил негромко, чтоб не слышали те, кто стоял в очереди у телефона, и оттого все выходило особенно нежно, так что Арсению и самому нравилось. Ответы Татьяны, правда, как-то странно коротки, хотя он и чувствовал трепет ее голоса. При подруге, что ли, не хочет говорить? Ладно, вечером все будет ясно.

Насвистывая «Жил на свете капитан», Арсений зашагал к остановке автобуса. Скорее в город! Задевал чьи-то плечи и спины и чуть покачивался, когда автобус подпрыгивал на тяжелых бетонных плитах. Жадно глядел в окно — соскучился...

Справа от Арсения заговорили о северных диалектах. Москвичи, экспедиция? Много их теперь здесь бывает. Среди филологов — светловолосая, коротко стриженая девушка в черных вельветовых брючках и белой водолазке. На мгновение — глаза в глаза... Будь другой день и другое настроение, он непременно бы завел разговор. Но не теперь... И все-таки, выскочив из автобуса, Арсений подождал минутку и, когда студентка появилась в дверях, подхватил ее чемодан и помог спрыгнуть с подножки. Она глянула удивленно и доверчиво.

— Спасибо!

У такого начала могло быть очень интересное продолжение, но ведь он дал обет: думать сегодня только о Татьяне. И Арсений, кивнув на прощание, направился к набережной. Обернулся, почувствовав чей-то взгляд, Она! Помахал рукой. Ему стало тепло, словно от деревянных улиц деревянного города потянуло жарким дыханием сосны.

Здесь всегда ветрено, в этом уголке набережной, изогнутом синусоидой. Арсений облокотился на перила и замер, впитывая нещедрое тепло августовского дня, угадывая в речном ветре влажность близкого моря, прислушиваясь к чавканью землечерпалки. В глаза ему вдруг ударило солнце. Не то, которое распласталось на густых ветвях высоких, раскидистых деревьев, а другое, снизу, с реки. Огромный теплоход потерялся, скрылся в его зеркальном сиянии. Старпом надвинул пониже свою темно-синюю фуражку с жестким козырьком, чтоб глазам не было больно.

Жил Арсений на втором этаже небольшого особнячка, построенного в прошлом веке каким-то купцом. Ажурная чугунная решетка балкона была старинной работы, прочная, на века здесь поставленная, как весь этот дом, как низкие, осанистые, петровские торговые дворы рядом, в соседнем квартале. Арсений невольно приостановился, любуясь затейливым рисунком черной вязи, игрой линий, пятен, теней, потом медленно поднялся к себе.

Он любил свой дом за. то, что из окон можно было видеть легкие стежки нарядных белых яхт, неустанное движение трудяг катеров, праздничный бег пассажирских судов, уверенный ход транспортов, обошедших полмира,— всю хлопотливую жизнь большей реки. И еще закаты. Арсений много плавал, но нигде не видел более чистых, холодных и торжественных тонов, как из окна своей комнаты.

В квартире тяжелый дух — давно не проветривалась. Везде толстым слоем лежала пыль. Арсений любил уют своей холостяцкой квартиры и изредка с удовольствием наводил здесь порядок: перетряхивал книги, стирал пыль и мыл пол. Но этим он займется завтра, а сегодняшний вечер принадлежит Татьяне.