Трудная полоса - страница 46

А через пару дней доктор пришла снова. Вадим удивился: в городе участковые по два раза разве что к самым-самым трудным больным заходят — в исключительных обстоятельствах. Он высказал это соображение Варваре Иннокентьевне. Она как будто слегка смутилась, но тут же перешла в атаку:

— Больных-то у нас — раз, два и обчелся. Так что вы — как раз в исключительных обстоятельствах. А зашла нарочно, чтоб поглядеть, вымыт ли пол или по-прежнему грязь?! Как тут профилактику заболеваний вести! Вы болеете и будете болеть, потому что за чистотой не следите! Антисанитария — вот как это называется!

— Некогда все, знаете, приходится драгу осваивать,— пытался объяснить Вадим, но потерял дар речи, когда увидел, как эта гордая медичка берется за ведро и тряпку. Неловко ужасно.— Что вы... Не надо... Я сам...

— Пока нездоровы, вымою. Дома-то небось мать все делала? Уж в армии должны были научить...

— У нас в институте — военная кафедра. А матери мы с братом помогали, как же...

Поймал себя на том, что вроде оправдывается, а чего ради? Но чувство неприязни и, заранее, нелюбви, которое он заботливо взращивал в душе своей со дня приезда,— вдруг начало таять от простоты и искренности Вари.

С тех пор все и началось. Встречались вечерами у клуба. Ходили в кино, на танцы — какие могут быть другие развлечения в этой глухомани... Может быть, оттого, что Вадим таил в себе образ студентки Тани, обиду за обман, его отношение к Варюше было сдержанным, осторожным.

Хотелось чего-то легкого — без клятв и обещаний...

Он думал о том, как Варя придет к нему сегодня в гости, и не сразу заметил, что навстречу ему по тропинке вдоль берега неторопливой уверенной походкой, тяжеловато ступая, шагал невысокий человек. Так ходят охотники и лесники... У самого-то Вадима Петровича походка легкая — походка горожанина и спортсмена-фехтовальщика — в институте занимался в секции... Встречный подошел поближе, и Вадим Петрович признал в нем Ивана Афанасьевича Мишина.

Золотые руки у мужика, работает как зверь, но после получки на драге не жди... Вот и теперь почти неделю не появлялся... «Что же ему сказать? — напряженно думал Вадим Петрович.— Что увольняем за прогул — нельзя. Рабочих не хватает. Да и где такому мастеру замену сыскать? Спросить, как самочувствие, голова не болит ли?

Вежливость! Мне уж не раз говорили, что без крепкого словца тут ничего не добьешься... Может, наорать надо матом? Да не умею я, как здешние виртуозы...»

— Здравствуйте, Вадим Петрович! Извиняйте уж меня, приболел малость. Спешу вот на работу.

— Здравствуйте, здравствуйте, Иван Афанасьевич! Что-то медленно вы поспешаете, смена заканчивается... А бюллетень на время болезни имеется?

Вопрос риторический, по носу видно, что за болезнь, да и Варя не преминула бы сказать!

— Да нет, не обращался к доктору, своими средствами лечился.

— Ясно, какими средствами... Разберемся. А пока приступайте к работе. — Вадим Петрович ужасно суров.

«Новая метла по-новому метет» — Чалков как-то слышал, что о нем так говорили. А что, собственно, он сделал? Никого не уволил, только несколько выговоров объявил, без премий кое-кого оставил... Не сам, конечно, начальник приказы подписывал, но все знали, что

это от техрука идет... Да только что выговоры? Вон Мишин уже два имеет, а все как об стенку горох. Нужно, чтоб люди сами осудили. Ведь в заработке-то все из-за прогульщиков теряют. Надо бы предложить Тиунову провести открытое собрание. Поговорить о дисциплине.

Иван Афанасьевич... Иван Афанасьевич... На память пришло, как неделю назад этот человек всех выручил...

Тиунов тогда только уехал в город, в контору прииска, и тут как назло — ЧП. Вырвало блок бортового каната. Не бог весть какая авария, но драга может выйти из строго зафиксированного положения. Стремглав Чалков летел по лесенкам, спускался по трапам, словно на океанском судне, и лихорадочно соображал, что же делать. Прежде всего придется прекращать работу, ничего не попишешь. Хотя каждая минута — деньги на ветер...

— Остановить драгу!

И надо же, только-только начальник уехал... Глянул вниз Вадим Петрович — там уже возится с блоком Иван Афанасьевич. Отлегло от сердца — Мишин старый мастер, верно, не раз крепил эти блоки...