Трудности перевода. Воспоминания - страница 50
На встрече с Милошевичем 11 апреля я подчеркнул, что сербы переступили опасную черту: военной конфронтации с НАТО необходимо было избежать. Принципиально важно не создавать прецедента использования альянсом своих вооружённых сил в конфликте на Балканах. Милошевич обещал повлиять на боснийско-сербское руководство, а я направился в Пале.
Ко времени моего прибытия туда вечером того же дня и встречи с Караджичем и Краишником ситуация накалилась до предела. Натовская авиация нанесла второй удар по наступавшей на Горажде сербской военной технике. Боснийско-сербские руководители заявили, что прекращают какое-либо общение с ООН, усматривая как в НАТО, так и в ооновских миротворцах сторону конфликта. Поздно вечером я вновь забрался в БТР и направился в ооновскую штаб-квартиру в Сараево, где состоялся разговор с командующим ооновским контингентом в Боснии Роузом и американским спецпредставителем Редманом. Необходимо было найти формулу прекращения боевых действий.
Около часа ночи 12 апреля вернулся в Пале. Новый тяжёлый разговор с Караджичем. Продолженный утром 12 апреля, он подкреплялся телефонными звонками Милошевичу. После этого — знакомый БТР и новый переезд в Сараево. Там — совещание с руководителем операции ООН в Боснии Ясуши Акаши и Роузом с участием Редмана. По его завершении мы с Акаши сели в бронированный джип, чтобы вместе отправиться в Пале. Однако где-то на полпути японцу по рации стали поступать панические сообщения о том, что сербы усилили удары по Горажде и необходима его санкция на нанесение нового натовского авиаудара. Акаши заявил — ему необходимо вернуться в Сараево, весь кортеж повернул назад, а я остался в джипе, за рулём которого сидел один из гражданских сотрудников миссии ООН. Мы продолжили путь по горной дороге. Ооновец, постоянно поддерживая связь со своей штаб-квартирой по рации, всё время повторял, что «теперь международное сообщество представляет г-н Чуркин». Как часто бывает в жизни, в этой драматической ситуации не обошлось без комизма. По узкой горной дороге перед нами плелась какая-то легковушка, мы не могли ее обогнать. Помогла вышедшая на дорогу корова: она задела боковое зеркало автомобиля, он остановился, дорога на Пале была открыта.
В результате бесчисленных разговоров с Караджичем и звонков Акаши удалось договориться об их встрече в Пале 13 апреля. Переговоры состоялись, но дальше общих обещаний дело не пошло. Было очевидно — сербы уповают на успешное развитие своего наступления. В разговоре со мной один на один Караджич, хитро блеснув глазами, поведал свою философию отношений с мусульманами: «Их надо сжимать» («They must be squeezed»).
Акаши вернулся в Сараево, Караджич направился в столицу боснийских сербов Баня-Луку, я остался в Пале, стремясь хоть как-то повлиять на балансировавшую на грани серьёзного кризиса ситуацию. (Тем более что спешить было некуда — после натовской бомбардировки краинские сербы отказались от «экономической встречи» с хорватами в нашем посольстве в Загребе.)
Масштабное столкновение боснийских сербов с ООН и НАТО могло быть чревато кардинальным изменением всей политической динамики, в том числе привести к резкому обострению отношений России с Западом — этого необходимо было избежать.
В отсутствие в Пале Караджича мне предложили занять его кабинет. Что я и сделал — другого подходящего места для работы не оказалось. Штаб-квартира боснийских сербов находилась в небольшом трёхэтажном здании. Кабинет Караджича располагался на первом, на втором кабинет Краишника, а на третьем — вице-президента боснийских сербов Колевича. Секретарша Караджича давала мне кофе, в моём распоряжении был телефон, по которому можно связаться с Милошевичем и с ооновцами в Сараево, а также с нашим посольством в Белграде. Российский посол, однако, болел, и не имея телефонной связи с Москвой, я оказался фактически предоставленным сам себе. Путешествовавший Караджич также не выходил на связь. В одном из телефонных разговоров с Милошевичем я с изумлением спросил: «Не мне же руководить Республикой Сербской?» Отъезд Караджича из Пале вряд ли был случаен: боснийские сербы не хотели, чтобы кто-то мешал им продолжать осуществлять свои военные планы в отношении Горажде.