Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914–1924 гг. - страница 25

, годные к военной службе по состоянию здоровья и застигнутые началом войны в местностях, объявленных на военном положение и вообще входящих в округа, находящиеся «на театре военных действий». Кроме того, было признано целесообразным выселить таких людей и из Приморья, Туркестана и обеих столиц.

Однако в действительности круг военнообязанных, интернированных во внутренние регионы России, оказался намного шире, т. к. нередко вбирал в себя и значительную часть военнозадержанных. К примеру, если в Калужской губернии к августу 1915 г. в числе почти 2 тыс. турок (1 981 чел.) не оказалось ни одной женщины и ни одного ребенка[107], то, как это следует из письма Рязанского губернского комиссара во Временное управление по делам милиции от 16 мая 1917 г., вопреки распоряжениям, отданным в отношении турецких подданных еще в октябре-декабре 1914 г., из Закавказья в Рязань в самом начале войны «были высланы старики в возрасте свыше 60 и даже 70 лет, а также женщины и дети. В особенности их [количество] увеличилось в начале текущего (1917 — В.П.) года, когда в Рязань прибыли из Сухумского округа 2 большие партии — одна в 486 и другая в 615 чел., состоявшие в большинстве из женщин, детей и дряхлых стариков»[108].

Вряд ли все это можно с исчерпывающей полнотой объяснить эксцессами начального периода войны и (или) некими региональными особенностями, т. к. практически то же самое происходило и в иное время, и в иных губерниях. Например, в апреле 1916 г., в связи с объявлением города и порта Мариуполь на военном положении, Екатеринославский губернатор потребовал от Мариупольского полицмейстера и исправников прилегающих к городу уездов «немедленно выслать <…> в Уфимскую губернию подданных обоего пола воюющих с нами держав начиная с 17-и летнего возраста (Курсив наш — В.П.) за исключением <…> турподданных, доказавших документально исповедание ими одной из христианских религий»[109]. Впрочем, ни одна из христианских религий, как уже отчасти говорилось ранее, сама по себе не обеспечивала турподданному избавление от высылки. Например, из того же Мариуполя в августе 1916 г. были отправлены в Уфимскую губернию турецкие христиане Сероп Окосьянц, Мекирдич Окосьянц и Телемак Какулиди, «зарегистрированные жандармской полицией в неблагонадежности»[110].

Характерно, что изложенный выше порядок полностью распространялся и на этнических русских православного исповедания. Так, в октябре 1914 г. в г. Кустанай Тургайской обл. оказались высланы братья Вагнер (Федор Яковлевич и Андрей Яковлевич), уроженцы Екатеринослава, всю жизнь прожившие в этом городе и «унаследовавшие» турецкое подданство от отца. А поскольку из документов невозможно понять, в чем именно состояла неблагонадежность этих людей, остается лишь предположить, что братьев «подвела» немецкая фамилия[111]. У точно таких же турецко-подданных — брата и сестры Самойловых (Алексея Марковича и Елизаветы Марковны) — проблем с фамилией не возникло, но, по данным полиции, они оказались «связаны с прусской подданной <…>, заподозренной в военном шпионстве», почему и были высланы из Севастополя в Уфу тогда же в октябре 1914 г.[112]

Кроме перечисленных лиц, в состав военнообязанных также входили представители турецкой гражданской администрации, оказавшиеся на оккупированных русскими территориях. Так, в декабре 1914 г., по решению Наместника, в Рязань были интернированы чиновники г. Баязет (но только лица призывного возраста)[113]. К военнообязанным относились и те, кто ходе войны отбывал по приговорам российских судов наказания, не связанные с лишением свободы, как, например, турецкий подданный Т. К. Аветисянц, приговоренный 4 ноября 1913 г. Эриванским окружным судом «к отдаче в исправительные арестантские отделения сроком на 2 года с последующей ссылкой» и проживавший в 1917 г. в г. Никольске Вологодской губ.[114]

В географии размещения турецких военнообязанных, отраженной в Таблице 10, можно выделить как сходные с географией размещения военнопленных, так и особенные черты. В первую очередь надо подчеркнуть, что МВД в данном вопросе пошло по традиционному пути и, в отличие от военного ведомства, приняло во внимание возможные последствия своих решений для здоровья и жизни интернируемых, водворив турок в регионы с относительно умеренным климатом. Причем, уже на исходе ноября 1914 г. даже Ярославская губ. была признана министерством «неподходящей для поселения в ней турецких подданных» «по климатическим условиям местности»