Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914–1924 гг. - страница 39

(Курсив наш — В.П. )»[203].

VII. Проблемы перевозки пленных с Кавказа относительно поздно оказались в поле зрения Верховного начальника санитарной и эвакуационной части принца А. П. Ольденбургского (не ранее 11 января 1915 г.). Вместе с тем надо признать, что А. П. Ольденбургский быстрее и глубже других осознал всю серьезность происходящего и уже 18 января 1915 г. принял наиболее верное в сложившейся обстановке решение — поставил вопрос о временном прекращении эвакуации и расквартировании всех турок в пределах КВО, что и было реализовано 11 февраля 1915 г.[204]

В свете изложенного не может не обратить на себя внимание несколько запоздалая реакция на происходящее со стороны оттоманского правительства. Лишь 27 июня 1916 г. Стамбул направил первую ноту протеста по поводу содержания «в течение 15 дней турецких военнопленных, взятых у Сарыкамыша, в запертых и запечатанных вагонах». Российская сторона тут же назвала эти сведения «не соответствующими действительности»[205]. В декабре 1916 г. Порта направила Петрограду еще одна ноту, в которой указывала, что пленные турки «перевозятся зимой в неотапливаемых вагонах при –10°[206]» и приводило в пример факт гибели в Самаре от холода в начале 1915 г. почти всех пленных, оказавшихся в двух вагонах, забытых на запасных путях[207].

По поводу второй ноты ГУГШ 1 февраля 1917 г. проинформировал МИД России о «полной несостоятельности сообщенных оттоманским правительством сведений» и заметил, что перевозки османов «всегда совершались в условиях перевозки русских войск, причем пленным туркам, в виде известной льготы, выдавалась в пути привычная им пища, как например, вместо чая — кофе и белый хлеб. Нуждавшиеся в теплой одежде и обуви турки получали таковую, равным образом они пользовались как надлежащим медицинским уходом, так и правом, по мере надобности, выходить из вагонов во время стоянок поезда. Полученными Главным управлением Генерального штаба донесениями военного начальства вполне опровергаются также и указания на массовые заболевания пленных турок в пути и на имевший, будто бы, место случай неосмотрительного оставления вагона с пленными турками на запасном пути, где они и погибли почти поголовно»[208].

Конечно, приведенный документ соответствует реалиям лишь отчасти. Пленных действительно эвакуировали «в условиях перевозки русских войск», вернее — в тех же вагонах, в которых на фронт доставлялось пополнение[209]. Другого подвижного состава у России просто не было. Да и этого хронически не хватало. Так что железнодорожники и служащие органов военных сообщений вряд ли могли забыть вагоны на запасных путях, во всяком случае — надолго. И тому есть множество подтверждений. Например, 13 сентября 1915 г. комендант ст. Харьков телеграфировал в Петроград в Управление военных сообщений: «Эшелон 19952 пленные турки прибыл Харьков 12 сентября семь утра прошу распоряжения дальнейшего направления. Станция загромождена». Уже 14 сентября ГУГШ, явно успев проверить и уточнить полученную информацию, телеграфировал Начальнику штаба МВО «по донесению коменданта станции Харьков 493 пленных турок <…> находятся станции Харьков невыгруженными с 12 сентября и таким образом задерживают освобождение занятого ими подвижного состава. Сообщая изложенном Главное управление Генерального штаба просит <…> сделать срочное распоряжение о разгрузке и приеме показанных пленных срочном порядке»[210]. Довольно правдоподобной мы считаем даже ссылку на кофе и белый хлеб, ибо турки вполне могли получать и то, и другое, особенно, если эвакуировались военно-санитарным поездом или каким-либо образом оказались облагодетельствованы в пути органами РОКК, Земского и Городского союзов и т. п.

Вместе с тем на фоне всего изложенного ранее, нам нечего противопоставить свидетельствам столь авторитетного мемуариста, как сотрудница шведского Красного Креста Эльза Брёндштрем, по данным которой в декабре 1914 г.[211] из двухсот турок, достигших Пензы в вагонах, остававшихся закрытыми «на протяжении трех недель», в живых осталось лишь 60. В феврале 1915 г. из двух уже упомянутых выше вагонов, прибывших в Самару, было извлечено 57 трупов и только 8 живых аскеров