Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914–1924 гг. - страница 48

. Хуже того, после Февральской революции негативные тенденции в питании пленных заметно усилились. Так, уже в апреле 1917 г. общее собрание солдат на о. Нарген приняло решение об уменьшении порции хлеба для военнопленных на ½ ф. Спустя месяц в Баку были введены карточки на хлеб, в связи с чем офицеры, содержавшиеся в лагере на о. Нарген, стали приобретать его в комендантской пекарне «по норме для военнопленных солдат за плату»[264]. В иных регионах ситуация складывалась еще хуже. К примеру, старший лейтенант Мехмет Ёльчен отмечал, что в г. Варнавино Костромской губ. уже к марту 1917 г. из продажи исчезли чай, сахар и белый хлеб, а цены на молоко и растительное масло выросли так, что эти продукты стали просто недоступны[265]. В свою очередь лейтенант Халил Атаман вспоминал, что летом 1917 г. ежедневно получал в лагере в Красноярске лишь 125 г. черного хлеба и тарелку каши из кукурузной муки[266].

Таблица 23

Эволюция средней стоимости набора продуктов питания для иностранного военнопленного в России в 1914–1918 гг. по расчетам различных органов бывшего Военного министерства[267]

Примечания: 1. Военно-хозяйственный комитет Наркомвоена — бывшее Главное интендантское управление военного ведомства.

2. Цэнтрэвак НКВД РСФСР создавался на базе бывшего Отдела эвакуационного и по заведыванию военнопленными ГУГШ.

Что касается роли российского государства в продовольственном обеспечении военнообязанных, то по смыслу отдельных актов Министра внутренних дел, до 1918 г. эти люди (но не члены их семей) могли рассчитывать на получение «арестантской дачи» в «совершенно исключительных случаях крайних лишений», «бедственного положения» и «полной невозможности добывать средства существования личным трудом»[268]. Однако фактов получения таких «дач» подданными Оттоманской империи нами не установлено.

После Октября 1917 г. вопросы нормирования продовольствия для пленных Центральных держав утратили и свои национальные особенности, и всякую зависимость от принадлежности конкретно- го лица к той или иной категории пленников. Кроме того, вопросы эти перешли в ведение органов местной власти и теперь всецело зависели от политической и социально-экономической ситуации, сложившейся в том или ином регионе. В качестве примера здесь можно сослаться на данные Таблицы 24, хотя, конечно же, приведенные в ней нормы во многом «условны». На практике бывшие турецкие пленные нередко сами беспокоились о своем питании и могли рассчитывать разве что на содействие со стороны органов власти. Так, 12 июня 1918 г. Рязанский губпленбеж выдал «гражданскому турецкому подданному христианского исповедания Александру Никитову» документ, удостоверяющий его право на провоз по железной дороге «муки в количестве не более 4-х пудов, картофеля и других продовольственных продуктов (Так в тексте — В.П.) для расквартированных в гор. Рязань больных турецких подданных»[269].

Таблица 24

Суточные нормы продовольственного обеспечения, «бывших вражеских пленных», находящихся на территории Кубано-Черноморской области (с 1 января 1922 г.)[270]

В вещевом обеспечении оттоманских военнопленных нами не выявлено никаких особенностей. Подобно своим союзникам, они продолжали носить в России то обмундирование, в котором попали в плен, и часто испытывали затруднения с его заменой и пополнением отдельными предметами. Связано это было со следующим:

а) Обмундирование пленных особенно быстро приходило в негодность в процессе выполнения ими работ, поскольку работодатели в целях экономии не всегда обеспечивали их специальной одеждой. К примеру, 24 декабря 1916 г. Начальник штаба Петроградского военного округа сообщал в Министерство земледелия, что у возвращенных округу по окончанию полевых работ военнопленных «белье, одежда, обувь в плохом состоянии. Встречаются пленные совершенно без белья <…>. Верхняя одежда очень рваная (лохмотья), обувь у многих отсутствует, башмаки рваные, ходят в лаптях, деревянных подставках, есть и босые»