Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914–1924 гг. - страница 49

.

б) Нормы IV Гаагской конвенции и российского Положения о военнопленных, предусматривающие обеспечение последних обмундированием наравне со своими войсками, на практике реализовывались не в полной мере. Кроме того, они регулярно сокращались и изменялись, а их выполнение обусловливалось новыми обстоятельствами, продиктованными реальными экономическими возможностями страны. Так, в середине 1915 г. вещевое довольствие военнопленных включали в себя: шинель — 1, суконная рубаха — 1, шаровары — 1, фуражка — 1, сапоги — 1 пара, нательная рубаха — 2, исподних брюк — 2[272]. Однако уже в феврале 1916 г. Военный министр распорядился «совершенно прекратить отпуск военнопленным кожаных сапог, носимых в армии, удовлетворяя [их] исключительно обувью, непригодной для похода, как-то ичиги, опанки, паступы и лапти»[273].

Впрочем, к концу войны в России даже лапти стали недоступны. Так, в начале сентября 1917 г. Начальник особого пункта военнопленных при 276-м лазарете Петрограда предлагал «лаптями снабжать только тех военнопленных, которые совершенно не имеют годной к носке обуви»[274]. А один из приказов, отданный по МВО 8 января 1918 г., предусматривал, что «теплые вещи отпускаются исключительно по числу действительно нуждающихся в них по условиям своей работы военнопленных <…> сообразуясь <…> с наличием и состоянием у каждого из них собственной одежды, белья и обуви <…>. Вещи исключаются из наличия части не ранее как по признании их безусловно негодными к дальнейшей носке, даже при починке (Курсив наш — В.П.)»[275].

Правда, справедливости ради заметим, что виновниками всего перечисленного, отчасти, являлись сами военнопленные, которые нередко либо продавали местному населению получаемое ими обмундирование (а также, кстати, и часть своего хлебного пайка), либо умышленно портили его «с целью уклонения от работы под предлогом неимения обуви и одежды»[276]. Отдельные лица даже превращали это занятие в своего рода бизнес. Так, 21 января 1916 г. глава Рязанской управы просил полицмейстера «вновь подвергнуть строгому аресту военнопленного турецкой армии Тауфек Гусейн за то, что, вернувшись из-под ареста, тайком ушел из казармы на рынок, очевидно вновь с целью продать свою одежду (Курсив наш — В.П.) и был задержан»[277]. Впрочем, и порча, и промотание пленниками предметов вещевого довольствия было явлением старым, как мир, а о трудностях борьбы с ним говорит уже то, что в ходе Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. власти вынуждены были установить… для россиян (!) административную ответственность за покупку у военнопленных казенного обмундирования и белья.

Ничуть не лучше положение с обмундированием обстояло и у пленных офицеров. Если в период той же войны 1877–1878 гг. большинство из них пошили себе в России и мундиры «на турецкий манер», и даже гражданские костюмы, то в рассматриваемых хронологических рамках ситуация стала совершенно иной. «Некоторые из пленных, понимая, что их изношенную одежду нечем заменить, шили себе широкие платья, подобные ночным рубахам, и начинали в них разгуливать, — вспоминал старший лейтенант Мехмет Ёльчен. — Таким путем они пытались сохранить свое обмундирование. Никто не обращал внимания на то, как смешно они выглядят, облачившись в широкие рубища, ермолки и башмаки на деревянной подошве. <…>. Они не понимали, что выставляют турецкую армию и народ на посмешище»[278].

Что же касается вещевого обеспечения военнообязанных, то теоретически они могли рассчитывать на «одежное пособие в мере действительной необходимости не свыше 30 рублей в год» по усмотрению губернатора[279]. Однако фактов выдачи туркам таких пособий нами не установлено.

Основную и, пожалуй, единственную особенность медицинского обеспечения турецких пленных мы видим в том, что в пределах Кавказского ТВД оно, по-видимому, не всегда отличалось должной оперативностью и эффективностью. К примеру, по мнению Заведующего медицинской частью Красного Креста при Кавказской армии профессора В. А. Оппеля, даже к исходу войны передовые госпитали армии «были плохо приспособлены к подаче правильной хирургической помощи <…> имелось большое количество запущенных ранений,