Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914–1924 гг. - страница 9

.

Аналогичную позицию занимало и МВД, которое, начиная с 23 октября 1914 г., неоднократно уведомляло губернаторов о нежелательности высылки благонадежных турецких христиан во внутренние регионы страны и вообще, о неприменении к ним «каких-либо стеснительных мер»[19].

б) Если политика Совмина и МВД, направленная на создание преимуществ для пленных славян и представителей приравненных к ним национальностей, в основе своей разделялась Военным министерством, то любые инициативы по предоставлению каких-либо привилегий христианам из числа именно турецких военнопленных названное ведомство категорически отвергало (по крайней мере, до начала 1917 г.). Такая поляризация не раз вызывала протесты и нарекания. В ходе войны они исходили от армянских организаций России; после ее окончания — от армянских историков[20].

Однако в действительности приведенный факт не содержал в себе ничего сверхординарного. «Привилегированные» национальности среди военнопленных европейских государств существовали в нашей стране и в период войны с Наполеоном 1812–1814 гг., и в период Семилетней войны 1756–1763 гг., и гораздо ранее. Точно также и более либеральное отношение к подданным Оттоманской империи из числа христиан, вплоть до освобождения их из плена, широко практиковалось, начиная, по крайней мере, с Русско-турецкой войны 1735–1739 гг. Правда, практиковалось оно при одном непременном условии: если христиане эти «не были в службе неприятельской», чего, разумеется, нельзя сказать о лицах рассматриваемой категории.

Одно из основных последствий такого подхода мы видим в том, что Россия, вольно или невольно, не внесла никакого вклада в раскол военнопленных Оттоманской империи по этноконфессиональному признаку и никак не способствовала обострению среди них межнациональной напряженности, являвшейся, увы, неотъемлемым спутником пребывания в русском плену подданных Германии и, особенно, Австро-Венгрии. Этот же подход, как представляется, предотвратил формирование у мусульманского большинства психологии изгоев, а в конечном итоге — стал одной из причин довольно вялого участия турецких подданных в «русской смуте» 1918–1921 гг.

Наконец, в свете изложенного небезынтересным выглядит и то, что Морское министерство изначально занимало в рассматриваемом вопросе «прохристианскую» позицию, причем куда более лояльную, нежели МВД. Например, при задержании в море турецких судов командование Черноморским флотом первое время признавало военнопленными лишь мусульман призывного возраста, а прочих лиц выдворяло на родину через Румынию. При этом если мусульмане высылались по этапу, в сопровождении конвоя, то христиане (а равно женщины и дети вне зависимости от вероисповедания), «по проходным свидетельствам, по даровым билетам и с кормовыми (в размере, как правило, 10 руб. — В.П.) до румынской границы»[21]. Однако уже во второй половине 1915 г. политика Морского министерства практически перестала отличаться от той, которую проводило военно-сухопутное ведомство.

в) В противоположность военнозадержанным иных Центральных держав, подданные Оттоманской империи были фактически лишены права выезда за границу, что объясняется отсутствием на протяжении всей войны соответствующего русско-турецкого соглашения[22]. В остальном же положение представителей названной категории пленников не зависело от их государственной принадлежности. В этой связи добавим к сказанному, что, по смыслу отдельных указаний Совмина и МВД, «невоеннообязанные и незаподозренные в шпионаже» подданные враждебных России держав, «мирно занимающиеся [своим делом] и находящиеся вне всякого подозрения», могли «оставаться на своих местах и пользоваться покровительством наших законов». Равным образом аресту и высылке не подлежали «заведомо больные и неспособные к воинской службе», а также члены семей военнообязанных, которые могли по собственному усмотрению либо оставаться в местах постоянного жительства, либо «следовать за своими главами»[23].

Конечно же, данные Таблицы 2 не исчерпывают всех особенностей положения в России подданных Оттоманской империи. В действительности, таковые отличались куда как большим разнообразием, обусловленным сложнейшим сочетанием геополитических, военно-стратегических, исторических, экономических, этноконфессиональных и иных факторов. Однако поскольку все они, так или иначе, исследуются в последующих разделах настоящей работы, остановимся здесь лишь на той особенности, которая представляется нам наиболее значимой и которая может быть сформулирована следующим образом: