Твоя поэма - страница 5

Мы вышли
    на жужжащий луг
жуков,
       кузнечиков
              и пчел.
С тобой
        я локоть к локтю
                   шел
и гладил
        о плечо
              щекой.
Рой
    пчел
      кружился у волос,
кололся колос,
             рос щавель,
на камне
       мох
           ржавел
       у ног.
Туберкулез --
            он мог
               отнять,
я ж
    только мог тебя обнять
и так остаться,
              обнявшись.
Выскальзывала ты из рук.
Весь
   в парашютах
                снялся луг,
и --
    одуванчиками --
                ввысь!

Отсюда
     вышли мы
           к Тверской,
она спускалась
             вниз
                  к Неве
к нам
    ветерок подул
                    морской,
плыл Севастополь
              в синеве.
По Ленинградскому шоссе
прошли
     Воронежем в село,
где снова луг
           стоял в росе,
где детство
         ситчиком цвело.
Ордынкой
      вышли
            в Теберду,
Эльбрус
        укутан
            в снег-башлык,
к Проспекту Октября
                в бреду
Одесской лестницей
                сошли.
Там сели в лодку мы
                  без слов,
на ней была
            кровать
                  и гроб,
по улице Донской веслом,
венком
        с автомобиля
                   греб.
И я молил
        твои глаза,
и все:
     нельзя,
           нельзя,
                 нельзя...

Не блажь,
       ведь то, что я прошу!
Куда-нибудь
            еще
                пойдем!
Был перед нами
            желтый пляж,
и моря шум,
          и волн подъем,
и край пути
        с тобой вдвоем.
Ты просишься
          проститься,
                    но
я обо всем
         просил давно.
Уже дошли?
        А мне куда?
Как
    морем
        прошагать года?
Чем без тебя
         дожить до ста,
мне лучше,
         тронув свой висок,
пустынной дюной
              урны
                стать,
к часам песочным
              лечь в песок.
Молю
   врыдавши
         в пальцы плач:
-- Мне так нужна
               слеза твоя,
заплачь!
            Одна слеза!
                    и в пляж
мы ляжем -- 
         ты и я --
                вдвоем!..
Какая грусть
           в лице твоем,
как хочется
         тебе со мной
играть
     в наш милый
               мяч земной!
Заплакать -- 
            не расстаться нам:
что тут -- 
            слеза,
               то выстрел там.
Нельзя --
          чтоб с глаз
                      сползла слеза!
Ты, -- 
        не заплакав
                 от груди
        ребенка отняла,
                      дала
        и молвила:
-- Один
      иди...
И взгляд ее
            на мне
                замерз,
и лоб ее,
        прохладней льдин,
губами тронул
           и один
        пошел.

Я
  ногу на волну
            занес,
и сразу
     поднят был
            волной.
Ступил,
     качнулся,
            как больной,
и соскользнул
            с волны
                и вновь
волновьей пеной
                брошен вверх,
как смытый с верфи
                мачты ствол,
я с волн
       стоймя
            сходил и шел
с ребенком на одной руке.
А вдалеке --
          да,
            ты одна
видна
      в песчаном пляже сна
да,
  как сквозь воду,
                 неясна...

О,
 помыкало море мной.
Нас
    Ной не взял
          в ковчежный дом,
каюту
      в чреве
            не дал кит.
Моисей
     сияющим жезлом
морской воды
           не раздвоит.
Качаясь
            на своих двух,
я
  это море
        мыкал сам,
то пеной вверх,
            то ух! к низам,
в бутылочно соленый пласт.
Шагать по ним,
            да не упасть!
Мальчонку
        я прижал
                к пальто,
чтобы не то,
        что хлест воды,
а дым,
   а капелек пыльца
не тронула его лица.
Мой трудный шаг
            в подъем и спад,
баланс,
        у гребня
                на горбе,
то бульканье
           и бурю ту
он люлькой
        представлял себе:
-- качают,
          ну и буду спать...
Сынишка,
         он
            сквозь сон
                       "агу",
а ты
    на берегу,
                не ждешь,
нет,
    наша встреча