У истоков новой биологии - страница 10
Так приходит решение. Сразу становится ясной ошибка теории суммы средних суточных температур. В самом деле, при +10° хлопчатник, например, никогда не взойдет, для него это слишком холодно. А метеорологи начнут насчитывать каждый день по 10 и наберут немалую сумму градусов, которые по существу никакой роли в развитии растения не сыграли.
При +15° хлопчатник всходит через 17 дней, а при 25-градусной жаре — всего через пять дней. Если подсчитать по «теории» суммы температур, то выйдет, что в первом случае хлопчатник, чтобы взойти, должен был «набрать» 255 градусов, а во втором — только 125. Никакой закономерности!
А вот что получается, если считать градусы не с нуля метеорологического, а с нуля «биологического». Найти этот нуль не так уж сложно. Специальным опытом легко установить, что хлопчатник данного сорта всходит при температуре не ниже +10,83°. Это и есть та постоянная для первоначальной фазы развития точка температуры — константа, при которой этот сорт хлопчатника начинает усваивать тепловую энергию, превращать ее в энергию роста. Значит, отсюда и надо начинать насчитывать. Тогда выходит, что при температуре +15° хлопчатник, чтобы взойти, использует только то, что превышает его константу, т.е. всего 4,17° (15°—10,83°). А за 17 таких дней он получит, следовательно, не 255°, а только 70,8°.
Во втором случае: при +25° всходы появляются через пять дней. Естественно, теперь фактический тепловой паек стал больше: 25° минус константа 10,83°, итого 14,17° ежедневно. За 5 дней это составит 70,8°. Та же самая величина, что и в первом случае!
Вот это — уже закономерность.
Начинается проверка. Все идет блестяще. Закономерность повторяется на разных видах растений и на разных фазах их развития.
На станции у всех настроение приподнятое. «Фазы» развития, «константы», «градусо-дни» — новые слова звучат в разговоре и здесь впервые входят в агрономический лексикон. С открытием новой закономерности, по-видимому, становится возможным, зная константы фаз развития растений и пользуясь метеорологическими данными какого-либо района, заранее определить, как в этом районе будет развиваться новая культура.
Кроме того, теперь понятно, почему растения иногда медлят, ждут, прежде чем начать новую фазу: они ждут своей критической температуры, этой самой константы, без которой не может быть пущен в ход новый физиологический процесс. А дождавшись, они начинают усваивать тепло, превращают его в новые органы. На это тоже нужно время. Но теперь все зависит от количества тепла: чем его больше, тем скорее проходит фаза.
Что ж, надо поздравить Трофима Денисовича с успехом. Немедленно у одного из сотрудников проектируется традиционная для таких случаев вечеринка. Лысенко приходит с участка озабоченный. Против вечеринки он не возражает, но мотивы для нее и поздравления отвергает самым решительным образом.
Какой тут успех?! Пустяки. Если бы даже закономерность окончательно подтвердилась, — что толку от нее? Поможет она нам сократить вегетационный период растения? Нисколько. Температуру в поле мы все равно регулировать не можем.
Впрочем... пожалуй, радоваться есть чему. Наша закономерность уже не оправдалась на фазе выхода в трубку у озимых. Значит, дело не так просто и безнадежно, как кажется. Надо разобраться, почему озимые не хотят следовать нашей закономерности. Тут-то мы, вероятно, и найдем что-нибудь более интересное.
Конечно, найденная закономерность, как бы точно она ни отражала количественную сторону процесса использования растением тепла, сама по себе не могла удовлетворить Лысенко. Масштабы его исследовательских замыслов были гораздо шире.
Умея обнаруживать мельчайшие детали жизни растений, он в то же время обладал способностью по-дарвиновски вкладывать свои наблюдения в план широких биологических обобщений.
Дарвин доказал, что формы и виды живой природы способны меняться, т.е. терять одни и приобретать другие новые свойства и признаки. Именно это и случилось с горохами и другими растениями на глазах Лысенко в его первом ганджинском опыте. Но Дарвин не объяснил, почему и как возникают изменения в организмах. И Лысенко понял, что задача эта во всем своем величии стояла теперь перед ним.