У нас особое задание - страница 25

Семен только глянул в сторону шутника и продолжал:

— А весна! Море воды, камни катит, шум, а потом раз — и сухо. И всего много — леса, солнца…

— Верно, сынок.

Старик тосковал по Сибири. Вспоминал село Ягуново, окруженное лесом и оврагами, по которым струились ручейки Но не все там было ладно. Рассказывал он, что на сходке мужики приняли решение: лес разбить на делянки А потом варварски истребили его. Топор и пила за несколько лет раздели село, оставив его нищим и голым. Высохли речки, ушли звери, а пение птиц заменило завывание ветра.

— Несознательный тогда мужик был, — сказал Федор, — другое дело теперь, поди, не узнать село-то, потому как все по науке делается.

— Уезжай, отец, в Сибирь.

— Уеду, как можно будет…

Старик тепло попрощался с Семеном. Он стоял на улице, пока последняя повозка не скрылась за поворотом.

Вспомнился мне и такой эпизод из жизни Семченка. Шестнадцать разведчиков-чекистов под командой Семена держали заслон на железной дороге Билгорай — Замостье. Прошли основные силы партизан, но опаздывал 2-й полк и снять заслон было нельзя. В это время подошел поезд, груженный танками и автомашинами. Паровоз подорвался на мине, разведчики обстреляли эшелон, Сначала гитлеровцы растерялись, а потом развернули башни танков и открыли огонь. Плаксин вел огонь стоя.

— Ложись, сукин ты сын, — крикнул Семченок.

Плаксин плюхнулся в сугроб. Подошел 2-й полк. Его опытный командир Петр Кульбака повел партизан в атаку, и с гитлеровцами было покончено.

Четырнадцать танков и два десятка автомашин были подорваны и сожжены.

После боя Семченок кричал на Плаксина:

— Ты почему не ложился? Пулю схватить хочешь? Боевого устава не знаешь, вот что я тебе скажу!

— Виноват, — оправдывался Плаксин, — забыл лечь.

Стряхивая снег, Плаксин ворчал: «Товарищ старший лейтенант заставил меня лечь в снег, теперь буду мокрым ходить. Моя мама говорила, что я мальчик хрупкого здоровья и во время боя должен выбирать сухое место. Сыночек мой дорогой, — говорила она, — мальчик ты нежного склада, бойся простуды».

Семченок улыбнулся и зашагал вслед удалявшимся партизанам.

И вот опять Семченок уходит на задание.

После инструктажа я сказал Семену.

— Имей в виду, они нам нужны не мертвые, а живые.

— Есть доставить живыми! — и, как всегда, добавил: — Ударим по бездорожью!

Операция была проведена блестяще. Хлопцы захватили националистических карателей на хуторе в районе села Печихвосты. Налет был проведен молниеносно: в течение десяти минут все было кончено. Бандиты, как доложил Семченок, успели сделать несколько выстрелов, ранив лишь лошадь. Пять человек были доставлены в расположение опергруппы.

Допрос шел за допросом. Десять дней нам приходилось работать настолько напряженно, что не оставалось времени для сна. На допрос привели захваченного националиста, а мною овладело какое-то дремотное оцепенение, с трудом открыл глаза.

На стуле сидел мелкий человечек. Его лицо вполне вместилось бы, как говорят украинцы, в «жменю». Нижняя челюсть торчала узким клином, от него несло самогонным перегаром. «Красавец мужчина», — подумал я.

— Ваша фамилия?

— Хрен, — назвался арестованный.

— Что ты хрен, это и так видно, а меня интересует подлинная фамилия.

Хрен начал ломаться и нести уже слышанную нами ахинею насчет «самостийной Украины». Не хотелось мне с ним долго возиться, да и силы были на исходе. Я сказал, что мы чекисты.

Хрен побледнел, казалось, пол провалился под ним. Он рухнул на колени и тоненьким голоском пропищал:

— Водички бы мне глоточек.

Такого я и не ожидал. Ребята помогли ему подняться, усадили на стул и дали стакан воды.

Хрен оказался начальником «службы беспеки» одного из районов Волыни. Он сообщил все, что нас интересовало: явки и адреса конспиративных квартир, фамилии людей, перешедших на нелегальное положение.

Нам нужны были представители львовской «беспеки». Один из них — Дмитрий Иванович Тхирь — оказался в числе задержанных.

Он был опытным националистом, и недаром его делегировали в Волынь — помочь местной «беспеке» поправить дела. Тхирь неоднократно встречался с главарем беспеки Мыколой Лебедем и выполнял его личные задания. Он хорошо помнил 30 июня 1941 года, когда под звон колоколов во Львову ворвались гитлеровцы, а вместе с ними и легион националистов «Нахтигаль». Все высшее униатское духовенство благословило в те дни бандитов на разбой.