У нас в Крисанте - страница 25
А к дяде Томеке в душе мальчика зародилось какое-то робкое, теплое чувство. Когда механик бывал пьян, мальчику казалось, что он обязан его охранять и защищать. Он старался его защитить даже от гнева тетки. Иногда он даже прокрадывался на кухню, чтобы там с помощью Бенони утащить для механика обед, который тетка не хотела ему давать, потому что он в тот день не работал.
И вот за последнее время цуйка из бутылки Томеки почему-то стала испаряться, словно ее поглощала нечистая сила. Томека решил, что в этом виновата тетка Олимпия, и пытался усовестить ее:
— Послушай, Олимпия, ты, видно, сама не знаешь, что еще придумать! Что плохого сделала тебе моя цуйка? Какое тебе дело, что я пью?
Но тетка в ответ только хохотала:
— По мне, хоть голову пропей!
Разговоры эти обычно кончались ссорой, а цуйка все продолжала убывать. Томеке приходилось оставаться без водки иногда день, иногда два, а то и целую неделю. Не станешь же каждый день бегать в деревню Присэкань за новым запасом.
Тщетно пытался Томека найти для своих бутылок надежный тайник. Это был очень ловкий и хитрый вор.
Но вот как-то вечером, вернувшись из деревни с новым запасом цуйки, Томека застал вора на месте преступления.
— Значит, это твоих рук дело! — закричал он, выхватывая у Михэлуки бутылку.
Мальчик потерял равновесие, упал и сильно стукнулся о камень. Томека растерялся, лицо у него перекосилось, и казалось, что он вот-вот заплачет. Затем сломя голову Томека убежал на гумно и весь следующий день не показывался, даже обедать не пришел.
Михэлука сильно ушибся и пришел в себя лишь на руках у дяди, который отнес его в комнату. За дядей плелся перепуганный Бенони. Он то и дело хватал Михэлуку за ногу и спрашивал:
— Он умер, папочка? Он умер?..
Михэлука тихо стонал, а тетя, всячески понося и проклиная Томеку, забинтовала мальчику голову.
— Так тебе и надо, не лезь к пьянице в душу! — сердито ворчала она.
Михэлука страшно осунулся и отказывался от еды. Тогда тетка стала кормить его из ложечки, все время бормоча себе под нос:
— Совсем очумел малый! Пресвятая богородица, чем только я перед тобой согрешила?
А Михэлука был в отчаянии, ему хотелось только одного — закрыть глаза и умереть. Боль незаслуженной обиды тисками сжимала сердце. «Как только мог Томека так со мной поступить?»
Бенони старался изо всех сил утешить брата.
— Не горюй, Лука! — шептал он. — Знаешь, что я ему сделаю? Как только снова напьется, утащу бутылку с цуйкой и выброшу в уборную! Вот увидишь. А еще я ему засуну за пазуху крапивы и налью дегтю в ботинки, которые он надевает по воскресеньям!
Но брат отворачивался к стенке. Ему ничего не нужно! Михэлуке хочется умереть!
На третий день Бенони вдруг пулей влетел в комнату и, еле переводя дух, выпалил:
— Томека идет! И не один, а с какой-то костлявой горбатой бабкой. Слышь, Михэлука? А вдруг он привел с собой злую волшебницу? Наверное, наябедничал, что я налил ему дегтя в ботинки! Ой, что со мной теперь будет?
— Где ребенок? — донесся вдруг из кухни скрипучий голос.
Потеряв последние остатки храбрости, Бенони нырнул под кровать.
— Тетушка Саломи́я! — с удивлением воскликнула Олимпия. — Да как же вы взобрались на нашу горку? Добро пожаловать! Отдохните малость, отдышитесь, а потом я вам все по порядку расскажу про Томеку…
— Рада видеть тебя, Олимпия, — снова раздался хриплый, суровый голос. — Я пришла навестить сынка Рафилы.
— Значит, Томека вам все рассказал?
Бенони нетерпеливо закопошился под кроватью и потянул одеяло.
— Она к тебе пришла… Только это не волшебница… Это бабушка Саломия из Зэворыты. Мы с мамкой были у нее в гостях, она меня еще пирогом угостила. Это мамка Томеки.
Михэлука лежал, крепко зажмурив глаза, и весь дрожал. Он чувствовал, что в кухне должен быть и Томека. «Но почему он ничего не говорит? Почему молчит?»
Дверь протяжно скрипнула, и тетка шепотом окликнула больного:
— Эй, Михэлука!.. Смотри, что тебе принесла бабушка Саломия…
Михэлука приоткрыл глаза. К его кровати мелкими шажками подошла худая, сутулая, почти горбатая старушка со смуглым, сморщенным лицом. Из-под черной шали выбивались белоснежные волосы. Она присела на край постели и проницательно взглянула на больного своими маленькими черными, глубоко запавшими глазками.