У синего моря - страница 12
— Да, Егор, врач нам очень нужен. Что, если она не захочет у нас остаться, уйдет на базу? Там лучше…
— Что ты, Матвей, как не захочет?
— После большого города у нас не понравится ей. В Ленинграде, знаешь, какие больницы?
— Построить надо. Дал бы комбинат плотников.
— Не думаю, чтобы отказали, а впрочем, кто его знает, они тоже много строят.
— Торопиться надо, Матвей. Директора бы застать.
— Да, солнышко высоко, да и нам далеко. Катер до зарезу нужен. Не приходилось бы столько времени на ходьбу тратить.
— Конечно, катер очень нужно, пожалуй, только… почему жену не надо?
— Ты что так, вдруг?..
— Анку вспомнил, жену вспомнил… Дети у тебя есть, мать им надо.
— Родной не будет, а чужая есть.
— Жалко тебя, молодой.
Матвей ничего не ответил, улыбнулся, подумал: «Эх, Егор, Егор, душа ты человек. Стариться стал помаленьку, виски побелели…» И вспомнил, как они познакомились несколько лет назад.
…Было уже поздно, кто-то осторожно постучал в окно. Матвей вышел, пригласил гостя войти. Вошел коряк небольшого роста, и даже в широкой кухлянке было видно, что он сутул. Длинные, спадающие на плечи волосы опоясывал через лоб узенький нерпичий ремешок. От продолговатых, но широко разрезанных глаз тонкой изморозью разбежались к вискам мелкие морщинки, из-за короткой верхней губы матово поблескивали крупные зубы, отчего казалось, что гость смеется.
Присев на корточки возле двери, он спросил:
— Ты — Матвей Логов?
— Да, я Матвей Логов.
— А я Егор.
— Очень приятно.
— Есть люди, говорят: «Хороший Матвей человек, светлый», шаман говорит: «Худой Матвей человек, пустой». Где правда — сам хочу знать. Только за это духи меня наказали, горе пришло, дочка заболела, шаман не хочет лечить, потому что я к тебе хотел идти, вот дочка и умрет, пожалуй…
— Ты дома ее оставил?
— Нет, здесь, в нарте лежит… совсем плохо ей…
Лицо Егора улыбалось, а по щекам катились крупные мутные слезы.
— Так что же ты сидишь, неси ее в дом быстрее!
Егор внес семилетнюю девочку. Пухлые, как у отца приподнятые губы девочки потрескались, на плотно закрытых веках часто вздрагивали густые длинные ресницы, сгущая синеву под глазами. Все худенькое, грязное тельце пылало жаром.
Матвей растер ее тельце спиртом, разжал зубы, влил теплого вина с аспирином, укутал.
И в который уже раз задал себе вопрос: почему он не врач? Сюда нужна целая армия врачей, чтобы вылечить этот маленький народ, приучить людей к чистоте, научить беречь свое здоровье. Но… на весь район был только один врач, да и тот за сто километров. Везти в Карагу больную девочку нечего было и думать. Вся надежда на спирт и аспирин. Матвей положил на грудь и спину спиртовый согревающий компресс, растер виски, ноги.
А за окном, придавив и укутав все светлое, тихо, но грозно чернела ночь. Ни луны, ни звезд. Казалось, только выйди за дверь — и ты провалишься в бездонную черноту. Изредка ветер шуршащим шепотом торопливо пробегал по крыше и, притаившись, затихал.
Егору чудилось, что сама смерть затаилась за большими окнами и ждет, ждет…
Тихо всхлипывая, он шептал:
— Анкой звать, одна она у меня… Женки-то нет, померла. Жалко шибко дочку-то… одна она у меня… — Он уткнулся лицом в колени, и плечи под толстой кухлянкой судорожно задрожали.
Уже под утро Анка тихо попросила пить.
— Дочка! — обрадовался Егор. — Давно молчала, много молчала…
— Ничего, Егор, теперь будет жить, температура стала спадать, значит, кризис миновал, а за доктором все же съездишь, мало ли что.
— Друг ты, Матвей, хочешь — нарту сделаю? Хорошо умею делать…
— Знаю. У Данилы покупал твои нарты. Ты дома мне помоги делать.
— Не умею, упадет, пожалуй, мой дом.
— Умеешь делать нарты, научишься и дома ставить, согласен?
Но не скоро еще пришел Егор и стал помощником Матвея.
Матвей внимательно посмотрел на Егора. Он мало изменился. Только вместо кухлянки он носит темный костюм да синюю косоворотку. Срезал свою косицу, а ремешок оставил. Он придерживает непослушные густые волосы, остриженные в кружок.
Егор заметил внимательный взгляд Матвея, спросил:
— Ты пошто на меня так смотришь?
— Вспомнил, как познакомились.
— А… Вот и комбинат.