Удовольствие - страница 45

Вновь появились вопросы, на которые сложнее всего найти подходящие ответы. Создавалось впечатление, что судьба дала ей труднейшую математическую задачу, не подающуюся быстрому и верному решению, будто все формы написаны на другом языке. Интересно, сколько времени еще понадобится, чтобы узнать ответ? И наступит ли оно когда — нибудь?

Анжелика никогда не чувствовала настоящую защиту и опору от Сандера, хотя он прилагал максимум усилий, чтобы оберегать ее, поднимая настроение остроумными шутками, готовый вступиться и постоять за нее при любой возможности, тем не менее не было того ощущения надежности и умиротворения, получаемое в крепких объятиях Жиральда Лароша.

И вот сегодня она вцепилась в него, будто он и есть та последняя тонкая соломинка, не дающая ей сорваться вниз и оказаться поглощенной мраком и болью… На короткое мгновение ей показалось, что она заново научилась дышать, по-иному и свободно, как ребенок, осваивающий первые и трудные шаги. Увы, это всего-то только иллюзия…

— Помнишь, когда-то я обещал угостить тебя мамиными пончиками? — как ни в чем не бывало, спросил Жиральд. Его тонкие губы изогнулись в лукавой улыбке, когда он с торжественным видом поставил перед ней поднос с маленькими заварными коричневыми шариками, политыми почти черной глазурью.

Шоколад…  Анжелика и не помнила, когда в последний раз пробовала десерты с добавлением этого ингредиента. Раньше любимый, теперь он ассоциировался с исключительно двумя вещами. Первое — губительное искушение, которому невозможно противостоять. Второе — мужчиной, который открыл для нее совершенно новый вкус шоколада, употребляя его для плетения сети соблазна.

— Возьми то, что тебе нужно, и уходи, — бросила Анжелика, протянув ему рубашку. Он никогда не узнает о том, как она вдыхала несколько раз пленяющий аромат одеколона, перемешанного с его собственным запахом. Эта была минута слабости. Иногда чтобы что-то вычеркнуть, надо окончательно расстаться с ним, как и поступила Анжелика, отдавая мужчине его рубашку, пообещав мысленно забыть навсегда о произошедшей случайности между ними, когда отблески старых воспоминаний взяли над ней вверх.

— Ничего не скажешь? — прежде чем с уст Анжелики вылетело очередная колкость, пальцы Жиральда обвили тонкое запястье, притянув к себе так, что ее мягкая грудь уперлась в твердую мужскую. От тесного и столь близкого контакта внутри Анжелики вспыхнул огненный шар, обдающий жаром низ живота, разливаясь по всему вмиг задрожавшему телу.

— Скажи, почему ты мучаешься, Анжелика? — Его горячее дыхание обжигало мочку уха Лики, пока хриплый голос проникал глубоко в нее. — Зачем ты так поступаешь с собой? Все можно изменить…

Его губы осторожно заскользили по ключице Анжелики, словно крылья бабочки щекотали ее теплую кожу, заставляя напрячься все нервные окончания. Она инстинктивно прикрыла глаза, глубоко задышав, пока мужчина аккуратным движением откинул ее волосы в сторону, открывая изящную шею. Из — за нежных и невесомых поцелуев воспламенялось желание, прятавшееся столько лет, не выходящее наружу, подавляющее ненавистью и разумом.

Вздох…  Дыхание почти не хватало, выпуская из легких прерывистые то ли вздохи, то ли хрипы. Что бывает, когда ты оказываешься возле огня, чье пламя грозится не просто обжечь, но и полностью испепелить? Этим пламенем являлась разгорающаяся в ней страсть, запретная и порочная, однако подступающая ближе и ближе, зная, что убежать от нее нельзя.

— Дай мне понять, что твоя любовь еще моя, — выдохнул Жиральд, уткнувшись носом в ее шею, в то время, как его руки блуждали по горячо любимому телу, а ведь он до сих пор помнил каждый изгиб, сводящий с ума, за который не жалко добровольно пожертвовать жизнью. — Я знаю, ты не счастлива…  с ним. Зачем ты мучаешь себя в браке, где нет ничего, кроме жалости? Помнишь, я говорил, что жалость вносит горечь в любовь? Но здесь жалость отравляет тебя, Анжелика! Почему ты не понимаешь?

«Пуля прошла чуть выше сердца, действительно чудо, что она застряла в нервных окончаниях левого плеча. Выражаясь проще, его рука парализована…»