Улица Верности - страница 10
Потом писатель всё-таки навёл справки, и в присланном сестре письме писал о якобы дальней родне из Ясс: троюродный брат будто бы убит бомбой в рождество 1944 года, а его жену вместе с другими этническими немцами забрали с собой отступающие германские войска...
Отчаявшись, дед женится на молодой агрономше с сыном, присланной поднимать сельское хозяйство Молдавии. Этот мальчик впоследствии и станет отцом Атамана.
Как обычно, в марте медленно таял слежавшийся снег. Дед прочёл в своей парторганизации закрытый доклад Хрущёва на ХХ съезде КПСС, и запросил о Марлене Международный комитет Красного Креста в Женеве. Он знал, что почта просматривается, но плевал на это.
Красный Крест ответил по-французски - в списках перемещённых во время Второй мировой войны указанное лицо не значится. Однако, указал делопроизводитель, в соответствии с Четвёртой Женевской конвенцией, ратифицированной Румынией в 1954 году, разыскиваемая персона имела право и могла быть возвращена в страну гражданства...
Агрономша едва смогла уговорить деда повременить с выходом из партии.
Трудно сказать, на что он рассчитывал, ведь "коридор" на Вену через станцию Чоп по вызову Израиля ещё не существовал. И хотя дед писал по-румынски, МИД Румынии и отделы полиции в Тимишоаре и Яссах, не ответили.
Дед спрашивал на Главпочтамте: нет ли для него "poste restante" - почты до востребования? Операторы разводили руками.
Много спустя встретилась деду певица Тамара Чебан.
- Бедняжка, - ласково протянула она, - ты так и не уехал!
- Я бы уехал, Тамарочка, но не знаю куда. Поехали вместе в Париж, ты будешь петь в ресторане, а я играть на аккордеоне...
Румынский наист Замфир с ансамблем как раз триумфально прогремел в Париже и выпустил там пластинку. А начинал, как многие, в ресторанах и клубах.
- Смеёшься. Я артистка народная и избалованная, мне цветы и овации нужны.
Тамару действительно звали во все концерты. Она пела ещё в довоенном хоре Кафедрального Собора, а у деда там, на воскресной службе, бывали явки. Потом на церковную службу стала приходить Марлена, чтобы повидаться. Дед в бога не верил ни в какого, но видел, как Марлена просит за него и за себя. Она была родом из Тимишоары, знала и венгерский, но молилась по-немецки.
Если её сопровождал муж, и нельзя было подойти, Тамара передавала ей записки.
Тамара окончила медицинскую школу вместе с дедовой сестрой, но затем, благодаря мужу, предпочла учиться вокалу. Когда она поехала в Москву получать Сталинскую премию за народные песни, то спросила одного увлечённого ею человека из аппарата ЦК - нельзя ли помочь деду. Нет, нельзя, этого не сможет никто.
Уже столько людей знали о его Марлене, а она затерялась где-то между Дунаем и Рейном, и он не мог себе этого простить.
V. Глава о крыше, лестнице, и замполите
Телецентр полнился юными служивыми прелестницами. Они смотрели на нашу обувь и брюки, а мы - на губы и глаза. А по нраву приходились чуть постарше, как когда-то в школе нравились красавицы-девятиклассницы, без церемоний отбиравшие у нас, шестиклашек, резинки для стрельбы проволочками. А они могли ещё и треснуть.
Независимость и самодостаточность стояли в подтексте.
В то же времечко нашему Витале приятна Вероника, редактор и диктор молдавской редакции радио - глаз отдыхал: ясная, без лишнего, девушка с растущими прямо из подмышек ногами. И чтобы она ни надевала, казалось естественным и гармонично-спокойным.
Ей он шутливо выражал приязнь, переиначив бардовские строки:
Вероника, Вероника,
Ты б к моей груди приникла...
А она проходила мимо, по обыкновению, чуть приметно улыбаясь, и никого не выделяя.
Впрочем, находилось, кому приникать.
- У вас очень чёткое звукоизвлечение, - сказал Веронике руководитель группы дикторов на курсах в Москве. - Хотя вы не носитель русского языка, акцента у вас нет, скорее, особенность произношения. И красивая мелодика, должно быть, от молдавского. Давайте попробуем в эфире почитать стихи.
И молдавская девушка из глубинки в эфире Московского радио читала стихи Давида Самойлова.