Улица Вокзальная, 120 - страница 51
– А какова ее роль во всем этом деле?
– Я заходил к ней сегодня утром. У меня такое впечатление, что она абсолютно не причастна к этой истории. Впрочем, я могу ошибаться… поэтому и не считаю нужным снимать наблюдение, однако весьма опасаюсь, что перемудрил, приписав адресу больше того, что он в действительности означает. Видите ли, как это ни прискорбно признавать, не исключено, что мое гениальное уравнение: улица Вокзальная, 120 = Лионская улица, 60 – никуда не годится. «Улица Вокзальная, 120» не означает ничего иного, кроме улицы Вокзальной, 120. Скорее всего, это умозаключение показалось мне слишком простым, чтобы я мог отнестись к нему со всей серьезностью. Чего-чего, а уж Вокзальных улиц во Франции предостаточно. Как минимум по одной на каждый населенный пункт. Да и с именем Элен, произнесенным умирающим Парри, я тоже нагородил невесть что.
– И все-таки я не сниму пока за ней наблюдение,– мрачно изрек инспектор.
Я не удержался от усмешки. До чего же они похожи друг на друга, все эти полицейские. Чем безнадежнее версия, тем решительнее они ее разрабатывают.
Мы помолчали. Казалось, Фару забыл, что собирался уделить мне всего несколько минут. Я нарушил молчание:
– Не могли бы вы раздобыть мне карту района Шато-дю-Луар? Географический отдел военного министерства закрыт, и я понапрасну проискал ее весь этот день.
– Завтра постараюсь достать. А для чего она вам?
– Для реализации проекта, который давно уже тревожит меня и ради которого я не стал продлевать свое пребывание в Лионе. Провести рекогносцировку местности, где подобрали Жоржа Парри. Может, что-нибудь и обнаружу. Какую-нибудь Вокзальную улицу… Как бы то ни было, это неизбежный этап, и пора мне к нему приступать…
– Согласен с вами. Могу оказать содействие. Хотите, переговорю с шефом?
– Пока не надо. Съезжу один. Нужно еще установить место, где был задержан Парри. Насколько это реально, вот в чем вопрос.
– Да, ваших сведений явно недостаточно…
– Рассчитываю на фотографию.
– Ну, если вы всерьез полагаете, что селяне, попрятавшиеся во время заварушки по погребам, смогут узнать в лицо всех солдат, проходивших через их дыру…
– Парри не был солдатом. Солдат, думающий, как бы переодеться, стремится в первую очередь избавиться от формы, а не от исподнего. Это элементарно. Я склоняюсь к мысли, что Парри – не знаю, с какой целью,– насильно облачили в форму. И вообще, все это дело прозрачно, как мутная вода, не правда ли? Давненько не занимался я такой головоломкой. Впрочем, рыская в окрестностях Шато-дю-Луар, я ухвачусь, если только у меня хватит терпения, за кончик ариадниной нити.
Фару покачал головой.
– Вы беретесь за весьма неблагодарное дело.
Я встал.
– Верю в свою звезду,– патетически произнес я.– Звезду Динамита Бюрма… Довоенного производства.
Он смотрел на меня, сжав челюсти, всем своим видом давая понять, что, когда он в таком состоянии, лучше его не задевать. Протянул мне руку, но тут же отдернул ее, как бы осененный внезапно пришедшей в голову идеей.
– Совсем забыл. Ваше разрешение на ношение оружия,– сказал он.– Вот оно.
Он протянул мне документ.
– Спасибо,– поблагодарил я.– Я всецело полагался на вас. Потрогайте этот карман.
– Вы что, немного того? – воскликнул он.– Превратили себя в портативный арсенал?
– Но ведь ничего же не случилось. А теперь,– я постучал по разрешению,– и подавно ничего не случится.
– Надеетесь на свою звезду?
– А как же иначе?
На набережной пляшущие хлопья первого снега возвещали! о приближении игрушечного праздника с новогодней открытки. Я укрылся от снега в метро. Напрасно инспектор Флоримон Фару усомнился во влиянии, исходящем от моей звезды. Сила этого влияния не подлежала сомнению и через полчаса не замедлила проявиться в моей квартире в образе симпатичного домушника, неожиданно объявившегося в вышеозначенном месте.
Не в моих правилах – тем более если я поздно возвращаюсь в свои пенаты – распевать, поднимаясь по лестнице, как это любит делать, например, мой друг Эмиль С. Оно и к лучшему, иначе потревоженный ночной визитер дал бы деру, лишив меня удовольствия накрыть его. Следует отдать должное и моим каучуковым подошвам, не скрипнувшим ни разу за все то время, пока я поднимался.