Улица Вокзальная, 120 - страница 52

Подойдя к двери, я обнаружил, что она не заперта. Сквозь узкую щель проникал слабый луч света от лежащего на моем письменном столе карманного фонаря. Я смутно различил мужскую фигуру, колдующую над замком секретера.

Я достал из кармана пистолет, быстро вошел, с силой захлопнул за собой дверь и повернул выключатель.

– Возиться с этими ящиками – пустая затея,-сказал я.– В них все равно нет ничего, кроме неоплаченных счетов.

Мужчина встрепенулся, выронил инструмент и обратил ко мне белое как полотно лицо. У его ног лежал узел с трофеями, добытыми, по всей видимости, в пустующих квартирах этого дома, большая часть жителей которого эвакуировалась в свободную зону. Корректно и фотогенично он стал поднимать руки вверх, продемонстрировав отсутствие трех пальцев на деснице. Он был маленького роста, и, хотя глаза его скрывал козырек от каскетки, я ясно различил знакомые черты. Он разразился чудовищной бранью, а затем проговорил, картавя и сильно кривя рот:

– Я – хороший.

Я нервно рассмеялся и, сдерживая прыгающее в груди сердце, сказал:

– Привет, Бебер, как дела?

Глаза под козырьком заморгали. Он не узнал меня. Короткими фразами я освежил ему память. Бледный от страха, он, если только это было возможно, побледнел еще больше от изумления. Рот его отчаянно кривился, в то время как он обнародовал свое удивление речью яркой и живописной, однако совершенно непечатной. Я подтолкнул его к креслу, в которое он расслабленно опустился.

– В мои планы не входит сдавать тебя полиции,– сказал я после некоторой паузы.

Находясь под прицелом пистолета, который я все еще держал в руке, но мало-помалу приходя в себя от удивления, бывший военнопленный смачивал губы в стакане с вином, великодушно поднесенным ему его жертвой.

– Напротив. Сейчас ты вернешь на место все, что экспроприировал, и мы предадим забвению это… эту минутную слабость.

– Хорошо,– покорно согласился он.– Спасибо. Я…

Он сделал попытку произнести речь в свое оправдание.

– Только не принимай меня за пробку от бутылки,– прервал я его.– Закрой кран. Я же не читаю тебе мораль, избавь и ты меня от своих выкрутасов. Меня ждут дела поважнее.

– Как… как хотите.

– Помнишь того типа, умершего в Lazarett концлагеря для военнопленных, у которого отшибло память, ты еще окрестил его Кровяшкой?

– Да.

– И был свидетелем его ареста, если, конечно, верить тому, что ты мне там рассказывал?

– Да.

– Ты сможешь найти это место?

– Да. Но это далеко.

– Разумеется не на площади Оперы. Шато-дю-Луар, так ведь?

– Да.

– Едем завтра.

Бебер не стал возражать. Ничего не понимая, он был рад уже тому, что легко отделался.

Я принялся названивать во все места, где мог быть Флоримон Фару. Наконец, не без труда, дозвонился и сказал, что, поскольку для меня не сформирован специальный поезд, к утру мне понадобятся два билета до Шато-дю-Луар. Пусть возьмет на себя этот труд. Да, моя звезда высветила на небе и его звезды. Нашел под половиком товарища, который, будучи свидетелем ареста Парри, любезно согласился проводить меня до этих мест. Отказываясь от охраны двух ангелов-хранителей инспектора, мне пришлось пережить настоящие страсти господни.

Покончив с этим, я на всякий случай набрал старый номер Луи Ребуля. На мое счастье, его телефон не был отключен.

– Алло,– отозвался он сонным голосом.

– Это Бюрма. Заведите будильник на четыре тридцать и в пять часов будьте готовы заступить на дежурство в моей квартире. Я срочно должен отлучиться, но, поскольку жду звонка из провинции, надо, чтобы кто-нибудь снял трубку. Завтра мы уже не успеем повидаться, поэтому я намерен проинструктировать вас прямо сейчас. Вы окончательно проснулись или мне лучше оставить записку?

– Да нет же, я не сплю, патрон.– Что соответствовало действительности. Его голос звучал звонко и радостно. Ему было приятно, что о нем не забыли.– Диктуйте, я записываю.

Я поставил перед ним задачу.

– А теперь, месье Бебер, слушай внимательно,– сказал я.– Мне все-таки надо выспаться, а так как я не хочу, чтобы ты, воспользовавшись этим, смылся, то я тебя привяжу.

Он начал было возражать, что это неэтично, ссылаясь на свое честное слово джентльмена… Не слушая, я спутал ему лодыжки, связал руки, уложил на диван и прикрыл одеялом. Он оказался покладистого нрава и вскоре захрапел. В отличие от него я вертелся на своей постели как уж на сковородке. Я был очень возбужден и по многу раз вскакивал, желая удостовериться, что содержимое бутылки, припрятанной мною на крайний случай, не испарилось. Что возбудило меня еще больше.