В джунглях Юга - страница 18

Расталкивая толпу, я протискивался поближе к пожарищу и вдруг увидел пропагандиста Шау. С громким криком я схватил его за рукав:

— Скорей! Арестуйте Рыбного Соуса и его жену! Это шпионы!

Все, кто только что, безнадежно скрестив руки, стояли, глядя на огонь, пожиравший харчевню, всполошились, и на меня посыпались вопросы:

— Откуда ты знаешь?

— Кто тебе сказал?

— Где же их теперь искать? — спросил кто-то.

Я сбивчиво рассказывал, стараясь не упустить ничего важного. Побежали за военными. Пришел уполномоченный Вьетминя с охотничьей двустволкой и стал расспрашивать.

— Они не могли далеко уйти! Надо разбиться на три группы и прочесать все три канала! — сказал он.

— Ищи ветра в поле! Они уже, может, вышли к Семи Каналам!

— Эй, ребята! Помните: взять живыми, судить будем при всем честном народе! — крикнул кто-то, и целая толпа добровольцев отправилась в погоню.

Я вспомнил о Толстухе и подошел к ней. Моя бедная хозяйка сидела, прислонившись к большому кувшину с вином, который кто-то успел вытащить из харчевни. Увидев меня, Толстуха отвернулась.

— Тетушка… — тихонько позвал я и взял ее за холодную руку.

— Мальчик вернулся, — громко сказала ей какая-то женщина, сидевшая рядом.

Но Толстуха упорно отворачивалась, и вдруг послышались ее громкие рыдания.

— Сыночек мой! — причитала она. — Куда же ты ушел, бросил меня тут одну!

Я взял ее клетчатый шарфик, отряхнул им грязь и мусор, приставшие к ее одежде. Мне стало очень жаль ее, она была мне здесь самым близким человеком.

Погоня вернулась только к вечеру следующего дня. Шпионов так и не удалось догнать. Все селение было взбудоражено. Меня снова и снова заставляли рассказывать, расспрашивали о подробностях.

Ба Нгу после очередного моего рассказа вдруг с досадой хлопнул себя по лбу:

— А я ведь знаю этого типа с ножом. Все верно: широкие плечи, сутулый, как обезьяна! Это прокаженный. Несколько дней тому назад я встретил его у соседней деревни. Точно, он! От него смердит, все от него шарахаются, никто и близко не хочет подойти. Вот уж не думал, что бегать за ним придется!

Неизвестно, было ли все так, как говорил Ба Нгу; ясно только, что это Рыбный Соус и его жена подожгли харчевню, перед тем как скрыться. Видно, подкинули что-то, и харчевня вспыхнула, когда они уже отъехали далеко.

Харчевня сгорела дотла. Осталась только маленькая лодка, которую кто-то успел вытолкнуть из маленького бокового канала. У лодки лишь чуть-чуть обгорел навес. Однако пухлые карманы, заколотые английскими булавками, остались неприкосновенными. Можно было начинать все сначала, но Толстуха решила, что она ни за что не будет ставить новую харчевню на этом злополучном месте. Счастье не бывает дважды, сказала она, а беда одна не приходит, и нужно побыстрее уносить отсюда ноги.

— Сынок, поедем с тобой в Тхойбинь! — предложила она мне.

— Нет, я останусь здесь. Я жду одного знакомого…

Но я никого не ждал. Да и кого я мог здесь встретить? Ведь мои родители были теперь очень далеко отсюда…

— Ох, значит, судьба моя такая — одной мыкаться! Ну что ж! Будешь когда-нибудь в Тхойбине, спроси меня, тебе всякий покажет. Чует мое сердце, мы с тобой еще встретимся.

Она захлюпала носом, сунула мне в руку сверток с едой; тяжело ступая, сошла в лодку и оттолкнулась шестом.

Начинало темнеть. Вокруг валялись обгорелые черепки лопнувших во время пожара больших кувшинов с вином, и стоял густой запах разлитого вина. Я долго смотрел вслед удалявшейся лодке… Неожиданно мне стало так одиноко и страшно, что я бросился бежать по берегу, пытаясь догнать уже далеко ушедшую лодку.

— Тетушка, тетушка! — кричал я. — Подождите меня, я с вами…

Я спотыкался в темноте и чуть не упал в воду…

Толстуха уехала. Старика лоцмана и студента мне тоже не удалось разыскать. Так уж получилось, что я терял всех, кого встречал, и оставался совсем один. А ведь раньше я не бывал нигде дальше города, в котором родился и вырос…

Пропагандист Шау сказал, что я могу жить у него. Днем я вместе с ним убирал комнату отдела информации, подправлял и подкрашивал старые лозунги. Спал я где придется. Иногда у Шау, иногда еще у кого-нибудь из молодежи. Я помогал им как мог — писал разными красивыми шрифтами лозунги, рисовал девушкам их инициалы на уголках пахнувших рисовым отваром тонких белых платочков, которые они потом вышивали. Все эти мелочи я делал с охотой, и Шау хвалил меня, говоря, что у меня «золотые руки».