В джунглях Юга - страница 19
Но несмотря на все дела и новых друзей, мне было очень невесело. С тревогой я думал о том, что мне не удастся найти моих родителей и вернуться домой. Я никому ни разу не пожаловался. Наоборот, если кто-нибудь спрашивал, где мои родители, я старался перевести разговор на другое. Потому что, если бы меня стали жалеть, мне, наверное, было бы еще тяжелее.
Так я прожил больше месяца. Днем, когда я ходил гулять или играл с деревенскими ребятами, я не так тосковал по своим. Но ночью было гораздо тяжелее. Часто я просыпался с мокрым от слез лицом…
Я вспоминал улицы, усаженные тамариндовыми деревьями с яркой и блестящей после дождей зеленью, с цветами, ронявшими на головы прохожих белые лепестки; шеренги манговых деревьев, с которых мы, удрав из школы, сбивали рогатками еще зеленые плоды…
Каждую субботу вечером мы с отцом ходили на пристань и смотрели, как, закинув длинную леску, там удят рыбу. Тихо шелестел ветер в вершинах тополей вдоль дороги из красного камня, бегущей по берегу реки Тиензианг. Под деревьями, на каменных ступенях пристани, виднелись редкие фигурки людей, вышедших на вечернюю прогулку. На широкой реке мелькали рыбачьи лодки. Над городом летел речной ветер, он нес запах ила и солнца…
Однажды мой отец вернулся домой необычайно взволнованный.
— Независимость! Слышите, наша страна отныне независима![17]
В нашей школе на несколько дней отменили занятия, и мы все вышли на демонстрацию. Город стал красным от многочисленных повязок, флагов, лозунгов. Ни днем, ни ночью не прекращалось шествие молодежи, женщин, бойцов революционных отрядов и народного ополчения, крестьян из дальних сел и деревень, потянувшихся сюда отпраздновать свой самый большой праздник… Не прошло и двадцати дней, как разнеслась весть о том, что враг открыл огонь против наших войск в Сайгоне. Мой город, веселившийся, как дитя, за одну ночь неузнаваемо изменился. Люди ковали оружие, готовили запасы продуктов. «У кого есть нож, пусть вооружится ножом; у кого кинжал — пусть вооружится кинжалом!» — призывал Вьетминь.
В темные дождливые ночи и в жаркие дни, когда нещадно палило солнце, над всеми улицами и переулками, над рынком, над берегом реки, над окраинами летела эта песня…
Народный комитет Намбо из Сайгона переместился в наш город. Городская больница была забита ранеными. Каждый день из города уходили машины с добровольцами. Они направлялись туда, где шли ожесточенные бои революционных отрядов с врагами, прячущимися за спины «союзников» — английских и индийских солдат, пришедших обезоружить капитулировавших японцев.
В эти ночи я спал мало. Мешал гул машин, решительное пение студентов и старшеклассников:
Часто во сне я видел себя взрослым на посту перед Народным комитетом, совсем как парни из молодежного авангарда. Я очень завидовал им и жалел, что не могу еще вместе с ними идти на фронт.
Как-то ночью я проснулся от сильной стрельбы. В доме было темно. Раздался взрыв, потом еще и еще…
— Вставай! Враги пришли! — в ужасе кричала мама.
Слышно было, как она босиком бегает в соседней комнате: наверно, в темноте не нашла свои деревянные сандалии.
— Тихо! — Это отец стукнул кулаком по столу. — Дай послушать! Нечего с ума сходить, точно они и в самом деле уже здесь!
— Да они уже под самым носом, — закричала мама, — а он все еще прислушивается! Ан, вставай быстрее!
Я спрыгнул с кровати, наткнулся в темноте на стул, стал шарить по стенам и все никак не мог найти дверь. Деревянные сандалии гулко прошлепали в мою комнату, я почувствовал прямо над собой теплое дыхание и порывисто прижался к матери.
Стрельба не прекращалась. Орудия ухали так, точно кто-то гигантской железной метлой мел по небу. В соседних домах громко плакали дети. Стукнула входная дверь, и в дом ворвалась полоска яркого электрического света. Отец, опершись на подоконник, выглянул на улицу. Мама дрожащими руками крепко прижимала меня к себе. Я хотел выбежать на улицу, посмотреть, что творится, но свет там вдруг погас. Цокот деревянных сандалий и детский плач мгновенно замерли, наступила зловещая тишина. Снова раздались выстрелы, и вместе с ними поднялся детский плач и панические крики женщин.