В джунглях Юга - страница 20

Мама, чиркая по коробку дрожащими руками, пыталась зажечь спички. Я побежал к пробкам, но, сколько я ни старался, в доме по-прежнему было темно: наверно, отключили на электростанции. Мама зажгла коптилку и забегала по комнатам, собирая вещи.

Крики людей, топот бегущих ног, ржание лошадей, пронзительные гудки машин и скрежет тормозов, звонки велосипедов, детский плач… Одна за другой спешили мимо нашего дома группы людей.

В тусклом свете коптилки среди хаоса разбросанной мебели и вещей суетилась мама. Она все никак не могла уложить чемоданы, все казалось нужным, и она по нескольку раз брала и снова откладывала одну и ту же вещь. Отец отстранил ее и отобрал только самое необходимое. Мама с плачем торопила его.

Я выбежал на улицу и смотрел на беженцев. Отец вывел велосипед, привязал чемоданы — один на раму, другой на багажник, — потом вышла мама с корзинкой в руках, и мы пристроились к потоку беженцев.

Бледный рассвет уже пробивался над верхушками сливовых деревьев, спящих перед маленькими домиками. В некоторых домах двери были плотно закрыты: наверно, из них уже эвакуировались, возле других хозяева ловили уток и кур. «К приходу врага оставлять пустые дома и пустые сараи!» — вспомнил я лозунг на перекрестке.

У обочины дороги я увидел своих одноклассников, Фи и Тиня. Они стояли возле блестящего черного автомобиля, остановившегося посреди дороги. Оба были в шортах и спортивных рубашках с расстегнутым воротом. Увидев нас, толкающих громоздкий велосипед с чемоданами, они заложили руки в карманы и ехидно заулыбались. Непохоже было, что это семейство чем-то обеспокоено. Их отец, выпятив огромный живот, попыхивал дорогой сигарой и смотрел, как шофер возится под машиной. На заднем сиденье машины развалилась мать. Рядом с ней устроилась кормилица с малышом на руках и, развлекая его, пощипывала струны мандолины. Даже мандолину ухитрились прихватить!

Тут только я вспомнил, что оставил дома одну совершенно необходимую мне вещь, и хотел вернуться. Но отец лишь глянул на меня искоса и продолжал толкать вперед тяжелый велосипед. Мы были уже довольно далеко от города, возвращаться было поздно. И небольшой компас, стрелка которого всегда показывала на север, подарок моего друга моряка Ба, так и остался лежать в ящике письменного стола, рядом с коробкой акварельных красок и пачкой открыток с видами городов разных стран.

Где же теперь мой друг моряк Ба? Может, он тоже бьет врага где-то неподалеку-? Или он снова в далеком море и даже не знает о том, что враг гонит нас? Где мои друзья, ребята, с которыми я часто играл? Завтра-послезавтра наши отряды выгонят врага, и мы снова соберемся все вместе. Уж у нас будет что рассказать друг другу!

Я был, конечно, очень встревожен всем происходящим, но в то же время мне казалось, что изредка эвакуироваться даже интересно. Один раз мы уже уезжали на несколько дней, а потом вернулись. Сколько зато потом было разговоров в школе!

— Береги-и-ись! — раздался чей-то крик.

Сзади, медленно клонясь, падало подрубленное дерево — начали валить деревья, перекрывая дорогу врагу.

В той стороне, где остался город, раздались взрывы, почти сразу же поднялись черные клубящиеся столбы дыма, и скоро там все было охвачено огнем.

Через два дня мы добрались до Кайлая. Там было по-прежнему оживленно и людно, но атмосфера подготовки к боям была еще более кипучей и напряженной, чем у нас.

Мы остановились у родственников. Целыми днями я бродил по улицам. Сюда со всех окрестных и дальних сел и деревень стекались крестьянские парни, вооруженные дубинами и кольями. Лица их были неулыбчивы и суровы; маршируя, они еще не могли держать шаг и выглядели совсем не так подтянуто, как парни нашего города, но в них чувствовалась очень большая сила, и я был уверен, что они будут храбро сражаться.

Каждый день я ходил в информационную читальню, смотрел плакаты, читал газету «Труба зовет солдата» и дома пересказывал маме. Я восхищался подвигом Ле Ван Тама, сайгонского мальчишки, моего ровесника. Он погиб, но взорвал вражеский склад боеприпасов, пропитав свою одежду бензином. На плакате Ле Ван Там был весь закрыт языками пламени, и я видел только его сверкающие глаза. Если бы со мной были краски, я мог бы срисовать плакат и потом повесить в нашем классе.