В огонь и в воду - страница 43

Мысль, что такой красавец, да еще и граф, сделает такую безумную выходку, и для неё одной, – приводила ее просто в восторг. Она думала, как станут сердиться прекрасные дамы и ревновать её подруги. На устах её так и летали веселые песни. Когда она шла по улице, легкая, проворная, разряженная в пух, то её походка, живой взгляд, светлая улыбка так и говорили, казалось:

– Никого во всем Оше так не обожают, как меня!

Однако она вздрагивала каждый раз, когда вспоминала, какой опасности подвергается граф де Монтестрюк из любви к ней. Что, если он в самом деле убьется в этой безумной попытке? Накануне назначенного дня она пошла к Пустерлям и остановилась на вершине самой большой. Взглянув на эту кручу, падавшую с вершин города к берегу Жера, будто каменная лестница, она вздрогнула. Разве оттого только, что она ни разу не видела этой кручи, она и могла потребовать, чтобы Гуго спустился с ней верхом. Где же тут лошади поставить ногу на этом обрыве, усеянном еще гладкими, будто отполированными голышами? Наверное, тут всякий сломит себе шею. Рассказ об испанце очевидно – басня. Дрожа, она прошла вдоль домов, высокие стены которых еще больше омрачали эту глубокую улицу, показываемую всем приезжим, как один из предметов любопытства в Оше; внизу протекала река.

– Если он заберется сюда, подумала она, он живой не выйдет… И я сама…

Бедная Брискетта побледнела и вернулась домой, твердо решившись снять с графа его обещание.

Между тем затея эта наделала шуму; рассказывал об ней маркиз, похвасталась и Брискетта своим приятельницам, и слух быстро разошелся из города в предместья, а там и в окрестные деревни, возбудив всеобщее любопытство. Все хотели быть на этом представлении и когда наступила Пасха, с утра все, кто только мог двигаться в городе и в окрестностях, пошли к тому месту, куда граф де Монтестрюк поклялся явиться в назначенный час и однако же, как думали многие, не явится.

День был праздничный и солнце блистало на безоблачном небе. Скоро на площади перед собором собралась несметная толпа. По временам поднимался сильный шум; охотники держали между собой пари. Каждый раз, как показывался вдали верховой, эта масса народа волновалась, как море от ветра.

Дамы поместились на своих балконах, чтоб видеть, как приедет Гуго.

– Если он приедет, то он – просто сумасшедший! – говорили люди рассудительные.

– Нет, он влюблен, – говорили другие, – и наверное приедет.

– Давайте же дорогу! крикнул один насмешник, расталкивая локтями толпу: сумасшествие – вещь священная!

При первом ударе колокола в полдень, все головы обратились ко въезду на площадь. При двенадцатом – показался граф де Монтестрюк на своем испанском жеребце, а за ним Коклико и Кадур. Хорошенькие девушки чуть не захлопали. Маркиз де Сент-Эллис, уже с четверть часа постукивавший ногой от нетерпенья, подъехал к Гуго и обнял его; потом он сошел с коня, чтоб хорошенько осмотреть своими глазами, все ли исправно: узда, удила, цепочка у мундштука, подпруга. Брискетга, едва удерживаясь от слез, раздвинула толпу и, положив ручку на шею Овсяной Соломинки, который бил копытом от нетерпенья, сказала графу:

– Я была не права; останьтесь пожалуйста.

Гуго покачал головой. Брискетта поднялась на цыпочки и, схватив Гуго за руку, шепнула:

– Останьтесь, кто знает! может случиться, что окно отворится и само собой!

– Нет, Брискетта! что бы вы сами подумали о человеке, который принял бы милость, не заслужив ея?

– А если я вас сама освобождаю от вашего обещания? Если я вам скажу, что я умираю от страха… что у меня сердце разрывается на части?

– Я в восторге, милая Брискетта: это мне доказывает, что я победил сердце, прежде чем выиграл пари, к несчастью, раз данного мною слова вы не в силах мне возвратить… Я дал его самому себе и не хочу, чтобы весь этот собравшийся народ имел право сказать когда-нибудь, что граф де Монтестрюк отступил хоть на один шаг назад.

Брискетта печально сняла руку и чувствуя, что слезы душат ее, спрятала личико в мантилью.

Гуго оправился на седле и поехал к большой Пустерле, провожаемый целой толпой народа, между тем как дамы махали ему платками на своих балконах.