В погоне за ветром - страница 11

стр.

Теперь всё внимание Цикуты было сосредоточено на маленьком сыне, а старшие дети были предоставлены сами себе. Но Сирокко не чувствовала себя брошенной и одинокой. Она получила ту свободу, к которой стремилась всей своей душой.

Ветер колыхал мягкую траву. Стояла поздняя весна, и Сирокко целыми днями пропадала в полях и лесах, где искала песчаные поляны, на которых могла бы практиковаться во взаимодействии.

Сейчас Сирокко сидела на склоне песчаного оврага, который, словно рана, протянулся на несколько сотен метров в длину и на двадцать метров в ширину. Она мысленно позвала ветер и, услышав его песню, отправила его к своей подруге. Три года назад они случайно познакомились, и с тех пор постоянно общались. Они не знали имён друг друга, потому что, как говорила та девочка, никто не должен догадаться, что она общается с миром через ветер. Но это не мешало крепкой дружбе, которая возникла между девочками.

Сирокко закрыла глаза и задышала ровнее. Она чувствовала, как тёплая волна захлестывает её и утягивает с собой на дно.

— Ну как ты? — тут же принёс ответ ветер.

— Расскажи мне о чем-нибудь, — попросила Сирокко.

После недолгой паузы полилась история о том, как вольные ветра отправляются всюду, куда лишь может дотянуться воздух. Безымянная подруга рассказывала о горных вершинах и бездонных впадинах, о бескрайних морях и непроходимых джунглях. О том, чего никогда не видела, но обязательно увидит.

Сирокко слушала молча, не перебивая, стараясь вырисовывать в воображении то, о чем говорила подруга. Девочке нравился её голос — он был мелодичным, нежным, однако в нем проскальзывала сталь, и становилось понятно, что его обладательница обладает завидно смелым и сильным характером.

Шло время, и рассказы о гордых птицах и исполинских чудовищах сами собой сошли на нет. Девочка замолчала и, тяжело вздохнув, продолжила уже на другую тему.

— Знаешь, мне здесь одиноко, — прошептала она. — Я уже говорила, что у меня нет никого, кроме тебя и ветра… Можешь мне кое-что пообещать?

— Конечно, — легко согласилась Сирокко.

— Пообещай, что однажды ты придёшь за мной на мою родину, и вместе мы увидим то, о чём мне напевает ветер.

— Обещаю.

Голос Сирокко не дрогнул, и в нём не было даже тени сомнения. Хотя она и была ветром, который свободен от всего на свете, однако даже ветру нужно место, куда он будет стремиться. Если она хочет полностью овладеть своей стихией, то главенствовать в этом союзе с воздухом должна она.

Спустя некоторое время девочка поднялась на ноги и размяла затёкшее тело. Солнце уже клонилось к закату, и ей нужно было торопиться домой. Голова потяжелела, как после дневного сна, однако в остальном она чувствовала себя прекрасно. Еще с утра начинающая болеть голова медленно возвращалась в своё нормальное состояние.

Она прошла небольшой редкий лесок и рощу, а потом свернула на родные холмы.

Почему-то ей казалось, что родители уже морально отпустили её и Хамсина. Конечно, они заботились о детях, однако каждый вечер Сирокко казалось, что взгляд Апатита говорит: «Как, вы ещё здесь?». Маленький Эвклаз с самого рождения был любимым ребёнком, однако это не только не обижало Сирокко, но и она была даже рада этому, потому что, когда они с Хамсином уйдут, у родителей ещё останется малыш. Милый Эвклаз, какая ему уготовлена судьба? Сирокко вспомнила его прозрачные голубые глаза и мягкие каштановые волосы.

Сирокко уже хотела свернуть к своему дому, когда к ней неожиданно подошла пожилая женщина. Она была одета в легкое цветастое платье из дорогой и качественной ткани, а на голове привычно покоился платок, закрывавший копну иссиня-чёрных волос. Сирокко сразу узнала в ней Зрячую, которая при рождении ребёнка определяет его способности и проклятие. Без Зрячих родители не смогли бы давать своим детям говорящие имена.

— Зайдёшь ко мне на часок-другой? — улыбнулась женщина. Она и ещё несколько человек во всей деревне не принимали участия в травле Сирокко и Хамсина.

— Конечно.

Не то, чтобы Сирокко очень хотела беседовать со старой женщиной, просто она слишком сильно уважала Зрячую, чтобы отказать ей, а почтение к старшим — первое, чему учила её мать.