В просторном мире - страница 18
До сих пор думалось так же легко, как ехалось до узловой станции. Но дальше думать Гаврику было просто страшно. Вот он вернулся в село, его окружают колхозницы и, покачивая головами, говорят: «Нашли кого посылать по такому большому делу… Ну, что спросить с Гаврика Мамченко?.. Товарищ майор, вы же военный человек, а не сообразили…»
И Гаврик со свойственным ему горячим воображением видит майора. «Бог войны» стоит в стороне, поправляет повязку на руке и говорит:
— Вина моя… Михаилу Самохину по заслугам поверил, а этого… этого не знал и ошибся.
Нестерпимый стыд заставляет Гаврика отложить в сторону валенок; Он осматривает стены качающегося пустого товарного вагона.
— Тебе тесно? — спрашивает Иван Никитич, вытирая ладонью сухие морщинистые губы.
— Нет, — отвечает Гаврик.
— Чего же озираешься?
— Жалко, дедушка, что нет хорошего, прочного гвоздя и веревки. Привязали бы за ногу, чтоб другой раз за водой не бегал.
— Гвоздь у тебя в голове. Вижу, становишься на правильную точку. Можешь оладьями побаловаться, — смеется подобревший старик; облегченно вздыхает Миша и, потеснившись, дает место Гаврику около походного стола.
Мир снова воцарился в бегущем вагоне, а колеса ясней и четче отсчитывают километры быстро ведущей вперед дороги. После завтрака Иван Никитич снова открывает дверь.
— Я не против солнца, да и валенки тачать видней! Михайло, Гаврик, когда валенки у человека на ноге улыбаются?
Ребята почти в один голос отвечают:
— Когда красиво сделаны!
— И когда нога в них играет, — добавляет Иван Никитич. — Такие валенки и будем шить. Не спеша, чтоб успевать посматривать, что нового по сторонам!
— Гражданин, довез нас до этого места хорошо. Благодарны мы премного, — выйдя из вагона, обратился Иван Никитич к молодому кондуктору.
Миша и Гаврик, сложив негромоздкий багаж, притихли, стоя на невысокой эстакаде. В стороне, ближе к большому вокзалу, темневшему обугленными стенами и пустыми просветами окон, в огромную железную толпу сбились пассажирские составы. Там сновали люди с мешками, чемоданами, узлами. На самоходных тележках подвозили грузы, и люди в серых фартуках кричали:
— Кому поднести? А ну, кому надо помочь?
Покачивая фонариком, молодой кондуктор шел к этой людской сутолоке и на ходу отвечал:
— Теперь уж вам на пригородный за билетами. На Сальск поезд вечером.
— Гражданин, ты уж подскажи, — торопился за кондуктором Иван Никитич и в то же время оглядывался на ребят.
— Я ж и подсказал, — не останавливался кондуктор.
— Подсказал ты самую малость.
— Дед, а что тебе еще надо? — удивляясь, остановился кондуктор.
— Чтоб вошел в положение.
— В какое?
Иван Никитич громко ответил, преграждая ему путь:
— А вот в какое: парни-то у меня, знаешь, пятачок цена…
Услышав такую характеристику, Гаврик покосился на Мишу, как бы спрашивая, стоит ли сердиться на старика, и Миша сказал ему:
— Не забывай, что спешить нам надо.
— А другим, может, тоже спешить надо.
Миша не нашелся, что ответить, хотя чувствовал, что Иван Никитич действует правильно. Одобрительно покачивая головой, он внимательно вслушивался в настойчивую речь старого плотника:
— Мне с ними прибыть в Целину ночным часом не положено. Потом же, время осеннее, а оттуда нам с коровами пешим аллюром.
— Да что тебе нужно? Чего прилип, как смола?
— Скорость движения нужна. Подскажи, пожалуйста.
Ребята видели, как у молодого кондуктора зарделся затылок, закрутилась голова, будто тесен ему стал воротник.
— Сейчас будут прения, — засмеялся Гаврик, но кондуктор вдруг обрадованно закричал пробегавшей женщине в шинели и в темном берете со значком железнодорожника:
— Марфа! Марфа, ты на главный? Возьми, пожалуйста, с собой старика. В пот вогнал! Выручи…
— А что ему?
— Он словоохотливый, расскажет, — облегченно вздохнул кондуктор, провожая глазами Ивана Никитича, которого Марфа уже тянула за подол дубленого полушубка.
Старик оглянулся, коротко взмахнул рукой. Миша и Гаврик вскинули на плечи сумки, мешок и двинулись вдогонку.
Через несколько минут, выйдя вместе с потоком пассажиров через калитку в железных воротах, они остановились около двери маленького домика, прилепившегося к громадным обгорелым постройкам кирпичного вокзала. На двери висела стеклянная дощечка с надписью: «Начальник вокзала». Дверь не закрывалась, потому что тесный коридор и следующая за ним комната битком были набиты людьми. Из их крикливых разговоров ребята сразу поняли, что все эти люди хотят видеть начальника, хотят получить от него разрешение погрузиться на поезд.