Васильковый венок - страница 12
Он помянул недобрым словом Дему, считая, что тот посадил его на самое неподходящее место, и вдруг услышал, как на другом конце озера ворохнулась в осоке утка.
Для новичка это могло показаться шелестом ветра, но Демьянов знал этот шорох и мог отличить его от десятков других. Он перезарядил ружье крупной дробью и, запирая спусковые крючки, как показалось ему, слишком громко щелкнул предохранителем. Демьянов опять вздрогнул. Но это была уже не та дрожь, с какой он вскинул ружье вслед улетевшей крякве. Это была дрожь ожидания первого выстрела, когда дыхание становится неровным, руки неловкими и любое неосторожное движение, кажется, может спугнуть дичь.
Утка поплыла: качнулись верхушки осоки, и Демьянов, даже не видя ее, определил, что она кряковая, а когда она показалась на чистом, пожалел, что рядом нет Демы, чтобы похвастаться своей охотничьей проницательностью.
Кряква замерла у самой осоки и, кокетливо склонив набок голову, осматривала озеро. Демьянов испугался, что она может увидеть его сквозь редкую завесу веток, подался назад, но утка не проявила никакого беспокойства и вскоре неспешно поплыла. Демьянов уже различал каждое перышко на крыльях ее, когда поднял ружье, и все-таки медлил с выстрелом. Ради того чтобы добыть эту утку, он терпел лишения, унижался и вот теперь мог вознаградить себя за все свои мытарства, но Демьянов не стрелял, еще и еще оттягивая это сладостное мгновение.
Он выстрелил на самой предельной дистанции. Кряква уронила голову, раскинула крылья, а потом судорожным движением подобрала их к себе.
«Есть! — с удовольствием отметил Демьянов. — С началом вас, Василий Гаврилович», — поздравил он себя и, уверенный, что охота продолжится так же удач-но, с наслаждением закурил.
Солнце закатилось. На вершинах деревьев еще лежали багровые отсветы, но озеро уже затенили прибрежные березки. Наступило самое время вечернего жора. Демьянов напряженно прислушивался к посвисту крыльев: утки летели высоко и тянули на речные старицы. Недалеко раз за разом выстрелил Дема.
«Не меньше двух взял», — мимоходом подумал Демьянов и даже не огорчился, что у него только одна утка. Он боялся пропустить своих и, чтобы видеть дальше и отчетливее, раздвинул ветки шалаша. Из подбережной травы взметнулась нарядная шилохвость. Демьянов ударил дуплетом и, чувствуя уверенную твердость рук, понял, что не промахнулся. Когда утка тяжело шлепнулась перед шалашом, он только мельком взглянул на нее и тотчас схватился за патронташ. Из-за леса стремительно шла на озеро стая кряковых.
Кряквы сели шумно и безбоязненно. Демьянов долго выбирал цель, пока не остановился на самой ближней утке, и уже потянул спусковой крючок, но заметил вдруг, что правее сплылись четыре кряквы. Он молниеносно прицелился в них и тотчас выстрелил. Когда рассеялся дым, он добил подранка, а три кряквы неподвижно лежали на черной воде. Это было редкой удачей, и у Демьянова такое случалось не часто. Он не считал себя суеверным и все-таки подумал, что четыре кряквы за два выстрела — не иначе как предзнаменование конца вечерней зорьки. Уверовав в это, Демьянов расслабился, реже смотрел на воду перед шалашом и чуть было не упустил юркого чирка, невесть когда подсевшего в тень павшего дерева. Чирка Демьянов взял с первого выстрела и, вспомнив, как однажды убил вот такого же летуна только на восьмом патроне, окончательно утвердился в своей необыкновенной удачливости.
Еще на выстреле пролетали утки, еще жарко палил Дема, но, чтобы не поломать своей уверенности каким-нибудь случайным промахом, Демьянов разрядил ружье. Он вышел из шалаша, по примятым камышам нашел плот и осторожно ступил на кое-как сколоченные бревна, спеша до темноты подобрать убитых уток.
Костер разгорался лениво. Демьянов подбрасывал в огонь сухое сено, но оно, полыхнув пламенем, едва опаляло неровные полешки дров. Напряженная собранность, что совсем недавно направляла ружье точно в цель, схлынула. У Демьянова подрагивали руки, и он никак не мог сложить дрова горкой. Он даже вспомнил популярные наставления, как зажечь костер с одной спички, усмехнулся про себя и, будто сбросив минутное наваждение, тут же, под комолой березой, нашел несколько сухих веточек. Тощие языки огня лизнули пруточки и перекинулись на толстые сучки.