Васильковый венок - страница 16
— Ну разве можно так о девушке, — с притворной обидой сказал он и, будто призывая в свидетели женщин, прибавил: — Смотрите на него...
— Ты вот что, — перебил Николай, — отгони-ка машину, а не то я сам это сделаю.
— А ты попробуй! — Антипкин картинно сложил на груди руки, и в его полуприщуренных глазах метнулись колючие искорки. — Попробуй!
Глянув на его огромные кулаки, Николай стыдливо отвел глаза: пробовать было бесполезно, эта затея кончилась бы синяками на его же худом скуластом лице. И ему стало до боли обидно за себя: за свои слабые руки, маломерный рост и за все свое нескладное тело.
Николай потупился, и чтобы хоть сколько-нибудь скрыть свою беспомощность, повернулся и, с трудом переставляя враз отяжелевшие ноги, поплелся к машине.
— Что же ты, первая скорость, — не то сожалея, не то осуждая его, тихо обронила вслед ему Кланька.
— Затормозил! — недобро сказал Антипкин.
Теперь Николаю было все равно, что будут говорить о нем — хорошее или плохое. Он хотел поскорее забраться в кабину автомашины и бездумно смотреть, как клонится к лесу багровое солнце.
В кабине держался знакомый запах половы и каленого железа. Неуютное, но обжитое место успокаивало. Закрытая дверца приглушала грохот сортировок, отгородила голоса людей. И лишь тенорок Антипкина назойливо пробивался к нему, будто хотел лишний раз напомнить, что он, Антипкин, здесь и его нужно любить или бояться.
Любить его Николаю не было никакого резона, а вот бояться... И он снова и снова возвращался к своему позорному отступлению, но ничего не мог придумать в свое оправдание, как, верно, не сказал бы сейчас, почему не решается вывесить красный флажок передового шофера, заткнутый за обшивку кабины.
Антипкин умчался так же стремительно, как и появился; взметнулась за машиной пыль. На пути его заполошно залаяли собаки, а в конце деревни захлебнулся криком чей-то нерасторопный петух.
Николай подогнал машину и, пока грузчики с гиканьем бросали в кузов мешки, украдкой следил за Кланькой. Она потерянно ходила около весов, словно никак не могла понять, зачем и почему она здесь. Потом она долго выписывала квитанцию, а подавая ее в кабину, будто мимоходом глянула на Николая и чуть слышно сказала:
— Эх ты, первая скорость...
И Николай опять не понял, жалеет она его или осуждает, и еще долго думал над ее словами, тщетно пытаясь постичь их потаенный смысл. Он даже представил Кланькины глаза, но в них держалась какая-то шалая настороженность, что могла обернуться и добрым словом, и насмешкой...
На большаке, когда машина зарыскала из стороны в сторону, Николай привычно уставился на дорогу. Раздавленный тракт, как старую, но еще нужную дерюжку, чинили и штопали каждый год, а он оставался все таким же ухабистым и горбатым, каким был вот уже добрый десяток лет. Николай с трудом удерживал машину на наезженной половине дороги, привычно поправляя сползавший на ветровое стекло вымпел.
Из-за поворота вымахнул порожний грузовик. Николай уступил левую колею и поудобнее перехватил руль с твердым намерением не сворачивать больше ни на шаг, даже если в кабине встречной машины замельтешит алый околыш фуражки автоинспектора.
Машина накатывалась стремительно, и когда поравнялась, грузовик Николая как-то сам собой посунулся к обочине. Синей бабочкой порхнул в боковом окне берет Антипкина. А потом уже издали, как эхо, докатился его насмешливый голос:
— Наше вам, тихоходы!
Николай выравнял машину, и чтобы не упустить ее на обочину, убавил скорость и откинулся на спинку сиденья. Руки вдруг стали чужими, тяжелыми, и Николай втайне порадовался, что грузчики в кузове и не видят его замешательства.
Элеватор встретил Николая привычной и устоявшейся разноголосицей: ядреной матерщиной шоферов, незлобными окриками притомившихся лаборанток, стукотком перегретых моторов и той бестолковой суетой, когда все норовят разгрузиться быстрее и никому не удается опередить очередь.
Чтобы не искушать и без того переменчивую судьбу и не напроситься на чей-нибудь нетерпеливый окрик, Николай притулил свой обшарпанный грузовик к последней автомашине. Выйдя из кабины, он присел на грязный приступок, безвольно бросил на колени руки и почувствовал, как враз навалилась усталость.