Васильковый венок - страница 7

На Верунькином подворье тревожно блеяли овцы. Верунька призывно позванивала ведром и ласково называла их милочками, но ничем не могла унять строптивую прыть овец: со двора отчетливо слышался дробный стукоток копыт.

— Погодите, я от калитки дорогу заступлю, — услужливо предложила Олюшка, сестра Кольки Назаркина.

— Одна как-нибудь управлюсь, а ты бы, девонька, лучше шла венки плести, — сказала Верунька.

— Вот еще! — фыркнула Олюшка.

— Ох, как хорошо сейчас на реке, — вздохнула Верунька, словно и не расслышала непочтительного ответа. — Как бросишь венок в воду, так и захолонет сердце... На венки васильки хороши, долго на воде держатся... Мой венец, помнится, аж за излуку уплыл. Побежала я туда, а его уж и нет: то ли дальше уплыл, то ли затонул где.

— Предрассудки все это, тетечка Вера, — перебила Олюшка.

— Может быть, и так, кто знает, — тихо отозвалась Верунька.

Овец загнали. Тонко взвизгнула дверь конюшни.

— Ну, спасибо, милая. Считай, последнюю работу сделали. Беги домой, — сказала Верунька. А когда стихли шаги Олюшки, зазвенела пилой, долго пилила дрова, потом, по-мужски кхекая, колола их.

В дом Верунька ушла поздно ночью.

В детстве Демьянов зорко доглядывал за таволжанкой и ни разу не упустил того росистого утра, когда на тоненьких стебельках появлялись первые голубенькие цветочки. Он приносил их матери. Она сушила пахучую траву на божнице перед иконами, а потом подвязывала к матице от сглазу, порчи и других напастей, которые якобы постоянно стояли у порога их старой избенки.

С годами Демьянов изверился в неземной силе таволжанки, но по-прежнему нетерпеливо ждал пору ее цветения. Тогда он собирался на охоту, твердо уверенный, что и ранние и поздние выводки уже стали на крыло.

По всем приметам, таволжанка должна была расцвести только через неделю. И Демьянов подосадовал на себя за торопливость. Он уже собрал рюкзак, набил патроны и сложил на видном месте охотничье снаряжение, чтобы было оно постоянно на глазах и усмиряло тоску по охоте.

Демьянов слыл на заводе добычливым охотником и, оберегая добрую славу, забирался весной на самые дальние озера. Через неделю он обрастал дремучей щетиной, сбивал ноги и, возвращаясь домой, давал себе слово никогда не брать в руки ружье. С этой мыслью он жил несколько дней в городе. Потом приезжал на дачу, начинал вспоминать туманные ночи, как налетали под выстрел яркоперые селезни, и мало-помалу забывались недавние мытарства. В памяти оставалось только самое приятное. И к началу осеннего сезона его опять охватывала тревога, от которой он уже не мог избавиться, пока не садился снаряжать патроны...

Теперь тоскливое ожидание Демьянова было в самой поре, и, вернувшись из лога на дачу, он убрал в кладовку рюкзак, болотные сапоги, но да самого вечера думал о предстоящей охоте.

Ночью Демьянову снилось таежное озеро. На черной воде густо сидели грузные кряквы, металась на поводке подсадная, но утки сторожко держались на открытой воде. Демьянов чувствовал, как от неудобной позы затекают ноги, покалывает в руках, и собрался опустить ружье, когда заметил неподалеку чирка. Он выстрелил и проснулся, явственно ощущая в занемевшем плече толчок ружейного приклада.

Над лесом занималась заря. От недавнего дождя еще капало с мокрых крыш, еще плыли по небу лохматые тучи, но по ленивому ходу и ровным краям их Демьянов безошибочно определил поворот к ведреной погоде и тотчас же решил не дожидаться приметного времени.

На окрестных озерах вот уже два дня гремели нетерпеливые выстрелы безбилетных любителей, и, чтобы не ходить по пуганой дичи, он собрался на дубовские Лесные Озерки.

Там издавна держалась небогатая, но всегда удачная охота, там Демьянов убил свою первую утку, и ему вдруг захотелось снова пройти по старым тропинкам, где родилась у него неуемная страсть дважды в год отправляться на поиски непостоянного охотничьего счастья.

В Дубовку Демьянов добрался к полудню. При въезде в деревню, как и тридцать лет назад, когда он насовсем уехал в город, стояла на горе пожарная каланча со сдвинутой набекрень сторожевой вышкой. На ней Демьянов — тогда еще Васька Проулошный — играл с соседскими ребятишками. И будто подтверждая живучесть старых привычек, на дощатую площадку вихрем влетел мальчишка. Он затенил глаза ладошкой и стал смотреть в сторону некогда густого, а теперь поредевшего перелеска.