Ведьмино логово - страница 2

В деревне меня не особо любили. Жалели, конечно, но считали странной. У меня была длинная черная коса и людей этот угольный цвет пугал. Меня не обижали, но и лишний раз не заговаривали. А из-за того, что я большую часть времени проводила дома, помогая по хозяйству, подруг у меня не было. Возможно, именно поэтому Галаш положил на меня глаз.

Галашу не повезло ни с внешностью, ни с умом. Не помню каким он был по счету сыном, но явно не старшим. Может быть, третьим или четвертым. Мне было лет четырнадцать, а Галашу все двадцать. У него не было жены и это сильно злило главу семейства, но за Галаша никто не хотел выходить. У него не было денег, семейство уважаемым не было, а сам парень был тощим, с длинным подбородком и желто-коричневыми зубами. Я помню, что у двух братьев жены точно были, а вот Галашу все не везло.

Я как-то шла с ведрами от кур, и Галаш вышел из-за угла мне навстречу. Он прижал меня к стене, поставив руки по обе стороны от моей головы. На лице у него была кривая ухмылка, а густые брови насмешливо подняты. Галаш сказал мне вести себя тихо и идти с ним на сеновал. Я испугалась, не понимая, чего ему нужно, выскользнула из его рук и убежала в дом. Галаш всегда меня пугал. У него был недобрый взгляд и вечно дергающаяся рука. Я старалась его избегать. На кухне сказала мамаше, что Галаш зачем-то пытался затащить меня на сеновал. На что она подняла жуткий крик и запретила сыну появляться в доме до прихода отца.

Вечером явился папаша и мамаша рассказала ему утреннюю историю. Я не очень понимала, что именно произошло, но знала, что Галаш сделал что-то хуже, чем просто прижал меня к стене. Папаша подошел ко мне, вцепился пальцами в мое плечо и спросил:

— Где он тебя трогал, Рогнеда?

— Трогал? — я действительно испугалась, пытаясь понять, где сама могла провиниться.

— Да, он тебя касался? Может, поцеловал?

— Н-нет, он только меня к стене прижал. А потом я убежала.

Папаша наконец отпустил мое плечо. За нами следили несколько других детей. Старший сын хмурился, а одна из дочерей вдруг сказала:

— А может ты сама за Галашом приударила? Юбками перед ним махала? Не верю я, что ты ему понадобилась.

— Молчи, дура! — рявкнул глава семейства, — этот сукин сын решил мне девку попортить! Уж я из него всю дурь выбью. Он у меня узнает, такое узнает! Девчонку нашу, ух, мерзавец вырос.

Галаш в ту ночь домой не вернулся. А на следующий день папаша сам выловил его в деревне, притащил во двор и избил сына на наших глазах. Он оставил Галаша отхаркивать кровь и, злобно посмотрев на своих сыновей, сказал:

— В следующий раз, я его своими руками прикончу. Вас ожидает тоже, если посмеете мне какую-нибудь девочку испоганить.

В тот вечер папаша вернулся домой пьяным. Он подозвал меня к себе, гладил по волосам и, плача, говорил, что никому в обиду меня, сироту обделенную, не даст. Но я ему давно перестала верить. Как показало время, не зря.

Через пару недель я уже не смогла убежать от Галаша.

Старшие девчонки в доме объяснили мне, что их брат собирался сделать со мной то, что можно сделать только после замужества. Говоря обычным языком, Галаш настолько хотел отыметь женщину, что решил изнасиловать четырнадцатилетнюю девочку. Все равно же не родная. И последующие недели я избегала его и старалась не встречаться глазами.

Однако это все равно произошло. Я была на реке, набирала воду в ведра, когда появился Галаш.

— Все работаешь? — спросил он, казалось бы, миролюбиво.

Я только кивнула, пряча глаза. Встала, чтобы поднять ведра, но Галаш схватил меня за руку и повел в сторону зарослей малины. Я закричала, и он притянул меня к себе, зажав рот рукой.

— Заткнись. Если будешь сопротивляться, тебя никто замуж не возьмет. Я сделаю все аккуратно, никто и не поймет даже, что ты порченная.

Затем он кинул меня за кусты и прижал к земле. Я бы могла сказать, что отбивалась, кусалась и царапалась, что выколола ему глаза веткой. Но я была забитым ребенком, и Галаш в тот день казался мне самым страшным человеком на свете. Я даже не плакала. Просто молча лежала под его весом, не слышала звуков и даже ничего не чувствовала. В память мне врезался только паучок, который плел свою маленькую паутинку. Ему не было дела до нас, он просто строил свою крохотную ловушку для мошек. «Хочу быть пауком», — подумала я тогда. А потом Галаш влажно поцеловал меня и вонь его рта была единственным плохим, что я запомнила.