Великий Кристалл. Памяти Владислава Крапивина - страница 36

Следы Волны всюду. В поясе астероидов ― дыра в четыре миллиона километров. В системе Гериты ― вообще кошмар. Ретрансляторы выдают в эфир какие-то шумы. Часто идут испорченные пакеты, где в обрывах и лакунах записаны совершенно посторонние звуки. Где-то в сети, похоже, барахлит гетеродин.

Ладно, я о своем свойстве. К Герите я успел к концу первой трети Сезона. И, знаешь, прибыл бы чуть позже, в живых, наверное, никого уже не застал. Как сообщил мне потом Ши Эршан, они потеряли три линии баррикад и готовились потерять четвертую. Последнюю баррикаду и баррикадой-то, собственно, назвать было нельзя. Я, когда пролетел на бреющем, жидкую какую-то оградку из мусора глазом ухватил.

Твари вокруг прыгают, гривастые, зубастые, многолапые, интенсивно-фиолетового цвета, шустрые, как смерть. За колонистами всего пять или шесть домов осталось, смех один, одно хорошо ― с тыла не подобраться, обрыв, овраг шириной в сотню метров. Но и сесть негде. Причальное поле Волной перепахано, все, что за ним, под тварями, а у меня ― три контейнера с оружием, компактными генераторами и автоматическими турелями. В общем, все, что я в состоянии сделать, это отбомбиться ими максимально близко к баррикадам.

И, знаешь, с первым я не промахнулся».

Щелк.

Вот так. Не промахнулся. Герой! Я стою у Первого Контейнера, взрывшего землю между двух домов ― боковая стенка откинута, днище измазано фиолетовым, стальпластовые ящики с разрядниками высыпались, будто детские игрушки. Каждый, конечно, приклеен, не сдвинешь, художественный натурализм.

Уже темно, но Первый Контейнер подсвечивается прожекторами аж с двух сторон.

Со всеми я сюда не пошел. Выждал вечера, потому что собираюсь сделать кое-что без свидетелей. Вообще, в мои планы не входит попасться в самом начале вояжа. Значит, до того, как я уберусь с Гериты, никто не должен заметить моего подарка. А там уж пусть.

Я выбираю момент, когда почитателей капитана рядом не наблюдается, и залезаю внутрь. Дно контейнера чуть наклонено, оно гладкое, и униботы не держат сцепление. В темноте я скольжу и больно бьюсь плечом о какую-то железку, но мне хватает ума не издать ни звука. Мимо, как нарочно, скрипят шаги какого-то шального любителя истории. Я отвечаю им кривой усмешкой. Уж не Перегудов ли?

Ничего!

Когда шаги, обскрипев памятник по периметру, наконец затихают в отдалении, я достаю флюомаркер, купленный на социальные кредиты в местном магазинчике, и свинчиваю колпачок. В наследство от капитана мне ко всему прочему досталась целая куча социальных кредитов. Я, наверное, мог бы на них приобрести «Кенго» в личную собственность и улететь от всех подальше. Волной клянусь, когда-нибудь я так и сделаю.

В слабом свете флюомаркера видны ребра жесткости и какие-то наваренные черт-те как трубки. Никто внутрь, что ли, не заглядывает? Страшно, чего такого наворотили здесь горе-мастера. Ну, так даже лучше. Я примеряюсь и вывожу маркером вдоль стенки, просовывая пальцы через прутья, два слова. Кривоватые буквы начинают светиться в темноте ядовитым фиолетовым светом. Все очень даже понятно.

«Капитанское дерьмо».

Я оцениваю свою надпись, наклонив голову. Ну, вроде нормально. Капитану ― от благодарного меня. Выбравшись наружу, я еще раз смотрю на стенку. Слабый фиолетовый отсвет, конечно, есть, но утром, пожалуй, приглядываться к нему не станут. А позже ― пожалуйста. Я уже буду на Мо-ро.

Странно, уже в номере гостиницы при космодроме, засыпая, я почему-то не чувствую удовлетворения. Возможно, это потому, что впереди еще четыре этапа. Или же потому, что масштаб сделанного все-таки мелок. Надпись флюомаркером. Нет, надо было выжечь ее лазерным резаком. «Капитанское дерьмо». Насквозь.

Но потом я понимаю, в чем дело.

Дело в том, что я действую исподтишка. Не выступаю против капитана в открытую. Заранее принижаю себя. Словно боюсь соперничать даже с мертвым. Кто я тогда? Так и есть, недоразумение, которое даже в протесте старается казаться незаметным. От этого теснит в груди и хочется кричать.

Решено: на Мо-ро я схвачусь с капитаном в открытую. Вот и посмотрим.

«Что тебе сказать про Мо-ро, Ленка? Два слова: жуткий холод. Зимой средняя температура составляет минус тридцать восемь по Цельсию. Летом может подниматься до минус пяти. В редкий год выдается несколько деньков в ноль и даже плюс три―пять градусов ― жара, колонисты раздеваются, пляжный сезон.