Великий Кристалл. Памяти Владислава Крапивина - страница 37

Ледовый панцирь на Мо-ро имеет толщину около пяти километров. Он раздроблен на части, и первые поселения, заглубленные в него на десятки метров, оказались раздавлены подвижками ледяной коры. Оказалось, что самое спокойное место ― это поверхность, промерзший земляной слой в три-четыре метра.

И на нем живут люди. И дикие снежные кауши. И хищные хугу. И еще какая-то живность. А в бесчисленных подледных озерах плавает вкуснейшая рыба хап. Помнишь, мы как-то лакомились ею, еще до?

Волна выела в ледовом панцире планеты жуткую проплешину. Как если бы шарик мороженого слегка ковырнуть ложкой, оставляя продолговатый след. Из космоса это хорошо видно. Планета поворачивается под тобой, и вдруг вместо сплошной белизны навстречу тянется страшное сизое пятно, окаймленное черным, синим, розовым.

Мо-ро застыл на границе этого пятна. Скажешь, повезло? А куда сейчас без везения?»

Щелк.

Я смотрю, как пропадает внизу космодром Гериты. Местные недоумки, похоже, так и не соизволили заглянуть внутрь обожаемого контейнера, и покидаем мы колонию без скандала, по расписанию. Флюомаркер я закопал еще вечером, так сказать, избавился от улики, но все же до того самого момента, как двигатели «Кенго» вздрагивают от стартового импульса, в моей груди нет-нет да и копошится страх близкого разоблачения. Почему-то представляется, как толпа с тяжелыми лицами появляется в салоне, а Перегудов, встав со своего места, показывает на меня пальцем:

– Вот он, он не любит капитана!

Матери я отправляю сообщение, что Герита мне понравилась, красивая, из фауны никого не видел, контейнер довелось попинать. В сущности, оставляю еще одно косвенное свидетельство, что с надписью внутри я никак не связан. Все же мелкий я гнус. Нет, на Мо-ро играю в открытую. Только так. Захотят осуждать, пусть осуждают. Могут быть у меня к капитану свои счеты? Могут. А раз могут, то и не ваше дело.

Я, вообще-то, не собираюсь заниматься этим постоянно. Одноразового путешествия мне хватит. Дань памяти, да? Хотя в моем случае я собираюсь, скорее, отдать дань беспамятству. Ну и напомнить ему, мертвому, о себе.

То, что он сделал для меня, думаю, для него ничего не значит. Наверное, для него это было как отряхнуться. Или закрыть дверь. Или подтянуть капитанские штаны. Но тогда и для меня он ничего не значит. Кто такой капитан Крапин? Трекер-герой, спасший колонии? Не знаю такого. Не помню. Ненавижу.

Я мерзну, несмотря на бортовые плюс двадцать два. Видимо, это скорое прибытие в Мо-ро действует на меня так. А может, это нервное. Поэтому, чтобы согреться, я заворачиваюсь в летную куртку. Достаю из бага и заворачиваюсь. Термоэлементы пытаются что-то там греть. Не беспокойтесь, я ее обязательно сожгу.

Но пока тепло.

«Привет. Кажется, вас с пятилетием. Прости меня за все. Прости, нет времени выбраться. На Герите разбился первый, сделанный почти что на коленке транспорт. Пол Локхарт погиб. Роботележки у них получаются, а вот космос пока не дается. Варперы Уоттса я им, конечно, подкинул, но толку от этих варперов, когда все остальные системы приходится сопрягать с листа, почти вслепую! Стартовые двигатели оказались сложны даже для форм-факторных фабрик. Не хватает компонентов и материалов. Но, думаю, мы выкарабкаемся. Куда ж мы денемся? Люди мы или кто? Человечество обречено развиваться, даже имея на руках лишь палку и кусок обсидиана. Нам еще, знаешь, приводной маяк строить, чтобы к Солнечной привязаться. Потеряли нас с этой Волной, потеряли. Поэтому я и прыгаю то туда, то сюда.

Но за вами слежу. Не думай, что я забыл. Просто у вас ― самая благополучная колония, радуюсь вашим успехам. Только вы смотрите, нос там не задирайте».

Щелк.

Радуется он. После прослушанной аудиозаписи мое раздражение капитаном только крепнет. Благополучные, ага. Ни хрена он не знает, какие мы были благополучные пять первых лет после Волны. Да и потом. Но мать, похоже, и не спешила его разуверить. Летает он, треки прокладывает, колонии спасает.

А у нас ни хлеба нормального не было, ни мяса, одна жижа витаминная, синтезированная, которую, что подогревай, что холодную ешь. У меня из детства только это одно воспоминание ― как мать разливает жижу из бидончика, на сегодня и на завтра, много не ешь, Егорка, иначе будешь голодный сидеть.