Великий Моурави 4 - страница 16

верным кресту детям.

Саакадзе смиренно смотрел на католикоса: ответная стрела, кажется,

угодила и в богоравного царя, и в божественных князей, и в богом помазанных

лицемеров. Мельком взглянув на благодушно сощурившегося Трифилия, Саакадзе

поднялся, попросил католикоса благословить его на путь к дому, ибо купцы,

вернувшиеся из ханств, смежных с Ираном, привезли для Картли важные сведения.

Гулко раздались в коридоре тяжелые шаги удалявшихся.

Царь хмуро изрек:

- Мы намерены укоротить власть упрямого Моурави.

- Сын мой, - коротко заметил католикос, - сейчас не время дразнить

хищника. Пусть во славу божию раньше растерзает "льва". А потом "орел" заклюет

"барса".

- Опять же, светлый царь, церковь нуждается в сильной защите, и не

следует сейчас разжигать междоусобие, - мягко добавил Трифилий.

- У Саакадзе строптивые родственники, один Зураб Эристави сатане подобен,

- поддержал Феодосий.

- И того не следует забывать, - добавил тбилели, - что святая троица по

своей милости наградила ностевца, вложив в его десницу меч, урагану равный.

- Услышанное и увиденное нами укрепляет нас в решении просить помощь у

Русии. Огненный бой стрельцов смирит гордыню Моурави.

- Аминь! - вздохнул Харитон...

Чуть показался краешек луны, сея голубоватые блики на Сололакских

отрогах. Глубоко внизу утопали в мягкой мгле купола, плоские крыши, сады, стены.

Медовые испарения миндальных деревьев плыли над узкими улочками, смешиваясь с

запахом шафрана. Приглушенно постукивали копыта коней, точно боялись вспугнуть

ночную тишь.

Четыре всадника свернули к Дигомским воротам. Дато и Гиви спешили до

рассвета попасть в Мухрани, дабы предупредить старого князя о спорах в келье

католикоса. Даутбек и Ростом о том же самом должны были рассказать, владетелю

Ксани. Так повелел Георгий...

Отправив верных "барсов", Саакадзе красочно описал Зурабу бой в келье

католикоса. Зураб изумился находчивости друга и внезапно разразился таким

хохотом, что два чучела фазанов упали с развесистых веток, а испуганная Дареджан

метнулась в покои Русудан, уверяя, что князя защекотала чинка.

- Дорогой Георгий, - захлебывался от восторга Зураб, - я теперь семь шкур

сдеру с князя Палавандишвили. Его пахучие мсахури денно и нощно тянут арбы с

поклажей через мои владения. А тот гордец Цицишвили?! А отвратительный

Джавахишвили?! Дорогой, один ты мог придумать такое угощение заносчивым

кахетинцам... Говоришь, Чолокашвили, увидев на лице царя красные пятна, сам

посинел? Это у них страх перед "приятной" крепостью Гонио... Утром поскачу в

Ананури. Все свершится, как ты сказал, мой Георгий.

Густая зелень скрывала тропу, обрывавшуюся у каменной ограды. Легкая

вечерняя дремота окутывала сад; как зачарованные, поднимались чинары, утопая в

серебристом тумане. Затаенно журчал ручей, отражая темные силуэты.

Нежно погладила Русудан руку Георгия.

- Видишь, дорогой, Зураб предан тебе, и в своей борьбе со сворой

приспешников кахетинца ты не один.

- И у Мухран-батони нет особых причин любить Теймураза. Как ни набрасывай

на истину покрывало, Теймураз отнял картлийский престол у Кайхосро, конечно, при

помощи католикоса. Сейчас покрывало сброшено с истины.

Русудан внимательно вслушивалась в слова мужа.

- Да, Георгий... Думаю, Дато добьется от старика плети для княжеских

буйволов, и никакие увещания Чолокашвили не помогут.

- Не помогут и увещания бога, ибо князь Теймураз не простит царю

Теймуразу воцарения в Картли. И вся фамилия Мухран-батони до сего часа

огорчается неудавшимся венчанием Кайхосро на царство. Ты не печалься, моя

Русудан, не выковано еще то копье, которое может выбить Георгия Саакадзе из

седла. Готов поклясться - католикос охладил желание царя Теймураза расправиться

со мной. Пусть свирепеют владетели, лишь бы открыто не разгорелась вражда до

победы над шахом... А знаешь, "черный князь" Трифилий на моей стороне, - Георгий

слегка сжал локоть Русудан и рассмеялся.

Рассмеялась и Русудан: