Великий Моурави 5 - страница 17

стр.

ангелом такое, как выскочил вперед

длинноносый, замахал руками и так закричал, что птицы с деревьев попадали:

"Совиный сын, кто тебя научил искушать мое

терпение? Навсегда запомни: князья от сатаны, потому что по желанию хвостатого

землю в зловонный ад превратили!"

Ударить тоже хотел. Тут мой ангел с левого плеча спорхнул... умный! Хорошо,

другой азнаур тяжелую руку длинноносого

удержал. А еще один - знаю его, Квливидзе, - весело крикнул: "В чем дело,

азнауры, князь улизнул? Очень хорошо!

Оставил, скажем, свой навоз? Еще удобнее! Кизяк всегда лучше ослиного копыта

горит. Эй, кто старший? Вели страже

поджечь замок, а что не горит, пусть слуги Церетели топорами рушат!" Тут я

почувствовал, как меня схватил желтый дэви,

потащил в баню, намылил и, покрытого горячей пеной, швырнул в пасть гиены. И я

отчаянно закричал: "Я старший! На

меня князь замок оставил! И если осмелюсь приказать разрушать богатство,

доверенное мне князем, в кма переведет,

хорошо еще, если с языком. Справедливый Моурави, не подвергай нас опасности,

если такое задумал, пусть твои

дружинники замок в саман превратят!"

- Дикие свиньи! Оскопить вас мало! Где ваша преданность князю?! -

закричал Андукапар, свирепо сдвинув брови.

- Каплун! Мерин! Лошак! Евнух! Вместо защиты замка... ты... Я сам готов кулаком

твою рожу измять, только десницу о

кизяк не хочу пачкать!

- И умно поступишь, Андукапар, - снова захохотал Зураб. - Зачем

чужое... месить, когда своего сверх головы

навалено.

Царь Симон взглянул на Зураба, на отвернувшегося Хосро и вдруг прыснул

так, что сидевшая у его ног собака,

поджав хвост, заскулила.

"Раз царь, хоть и неуместно, смеется, невежливо везиру молчать", -

прикинул в уме Шадиман и тоже засмеялся.

"Шайтаны, нашли час горло надрывать!" - сообразил Иса-хан и, прикрыв

шелковым платком рот, затрясся от смеха.

Мсахури уныло оглядел князей, потом склонился перед царем:

- Светлый царь царей, я еще не все сказал.

- Э, мсахури, говори не говори, лучше, чем кизяк, с твоего языка ничего

не соскользнет.

Безудержный хохот овладел всеми. Мсахури переминался с ноги на ногу.

"Так и знал, - подумал Зураб, - "змеиный" князь повеселиться захотел".

Наконец Хосро решил прекратить развлечение:

- Спасибо, мсахури, рассмешил царя. Теперь иди. Что забыл, сами

доскажем.

Царь вдруг забеспокоился: доскажут без него! Как младенца оберегают!

Вспоминают лишь ради подписей на

указах о новых налогах! Он ногой отпихнул взвизгнувшую собачку: "О шайтан!"

Надоело с князем Мачабели в нарды

играть, с князем Эмирэджиби в "сто забот" сражаться, с Гульшари под стоны

чонгури петь. Почему, он поддался уговору

глупцов и изуродовал свое лицо, отрастив второй ус? Симон Второй рожден для

алмазного тюрбана, а чувствует себя, как

тыква на копье! Если он царь, то он тоже хочет смеяться!

И Симон неожиданно повысил, голос:

- Подожди, мсахури, что еще хотел сказать?

- Светлый царь царей, потому осмелился в царственный Метехи прибежать,

чтобы князь мой не подумал, что я

неверный его слуга. Когда угловые башни сожгли, к замку приблизились, один

азнаур крикнул: "Тащите богатства!" Тут и

мы все ринулись в замок. Жаль, большое состояние князь имел.

- Имел? А теперь дикий "барс" разбогател?

- Нет, благородный князь Андукапар, дикий Моурави Георгий лишь оружие и

коней велел отобрать. А Квливидзе

дружески стукнул одного ополченца по макушке и такое закричал: "Что смотрите,

черти? Надевайте княжеские куладжи,

цаги, обсыпанные бирюзой! Папаху, чанчур, не забудь!" А чанчур уже скинул свою

чоху - где только такую взял, наверно из

кусков заплесневелого лаваша сшил, - скинул и схватил лучшую, цвета изумруда;

затем куладжу князя стал натягивать на

себя. Другие ополченцы тоже устремились к одежде, только выбежал вперед старый,

как черт, глехи и такое прорычал: "Как

можете вы менять свою почетную одежду "обязанных перед родиной" на куладжи,

опозоренные изменниками?" Будто

буйволиным соком окатил ополченцев, так и отпрянули от богатств и тут же