Великий Моурави 5 - страница 17
ангелом такое, как выскочил вперед
длинноносый, замахал руками и так закричал, что птицы с деревьев попадали:
"Совиный сын, кто тебя научил искушать мое
терпение? Навсегда запомни: князья от сатаны, потому что по желанию хвостатого
землю в зловонный ад превратили!"
Ударить тоже хотел. Тут мой ангел с левого плеча спорхнул... умный! Хорошо,
другой азнаур тяжелую руку длинноносого
удержал. А еще один - знаю его, Квливидзе, - весело крикнул: "В чем дело,
азнауры, князь улизнул? Очень хорошо!
Оставил, скажем, свой навоз? Еще удобнее! Кизяк всегда лучше ослиного копыта
горит. Эй, кто старший? Вели страже
поджечь замок, а что не горит, пусть слуги Церетели топорами рушат!" Тут я
почувствовал, как меня схватил желтый дэви,
потащил в баню, намылил и, покрытого горячей пеной, швырнул в пасть гиены. И я
отчаянно закричал: "Я старший! На
меня князь замок оставил! И если осмелюсь приказать разрушать богатство,
доверенное мне князем, в кма переведет,
хорошо еще, если с языком. Справедливый Моурави, не подвергай нас опасности,
если такое задумал, пусть твои
дружинники замок в саман превратят!"
- Дикие свиньи! Оскопить вас мало! Где ваша преданность князю?! -
закричал Андукапар, свирепо сдвинув брови.
- Каплун! Мерин! Лошак! Евнух! Вместо защиты замка... ты... Я сам готов кулаком
твою рожу измять, только десницу о
кизяк не хочу пачкать!
- И умно поступишь, Андукапар, - снова захохотал Зураб. - Зачем
чужое... месить, когда своего сверх головы
навалено.
Царь Симон взглянул на Зураба, на отвернувшегося Хосро и вдруг прыснул
так, что сидевшая у его ног собака,
поджав хвост, заскулила.
"Раз царь, хоть и неуместно, смеется, невежливо везиру молчать", -
прикинул в уме Шадиман и тоже засмеялся.
"Шайтаны, нашли час горло надрывать!" - сообразил Иса-хан и, прикрыв
шелковым платком рот, затрясся от смеха.
Мсахури уныло оглядел князей, потом склонился перед царем:
- Светлый царь царей, я еще не все сказал.
- Э, мсахури, говори не говори, лучше, чем кизяк, с твоего языка ничего
не соскользнет.
Безудержный хохот овладел всеми. Мсахури переминался с ноги на ногу.
"Так и знал, - подумал Зураб, - "змеиный" князь повеселиться захотел".
Наконец Хосро решил прекратить развлечение:
- Спасибо, мсахури, рассмешил царя. Теперь иди. Что забыл, сами
доскажем.
Царь вдруг забеспокоился: доскажут без него! Как младенца оберегают!
Вспоминают лишь ради подписей на
указах о новых налогах! Он ногой отпихнул взвизгнувшую собачку: "О шайтан!"
Надоело с князем Мачабели в нарды
играть, с князем Эмирэджиби в "сто забот" сражаться, с Гульшари под стоны
чонгури петь. Почему, он поддался уговору
глупцов и изуродовал свое лицо, отрастив второй ус? Симон Второй рожден для
алмазного тюрбана, а чувствует себя, как
тыква на копье! Если он царь, то он тоже хочет смеяться!
И Симон неожиданно повысил, голос:
- Подожди, мсахури, что еще хотел сказать?
- Светлый царь царей, потому осмелился в царственный Метехи прибежать,
чтобы князь мой не подумал, что я
неверный его слуга. Когда угловые башни сожгли, к замку приблизились, один
азнаур крикнул: "Тащите богатства!" Тут и
мы все ринулись в замок. Жаль, большое состояние князь имел.
- Имел? А теперь дикий "барс" разбогател?
- Нет, благородный князь Андукапар, дикий Моурави Георгий лишь оружие и
коней велел отобрать. А Квливидзе
дружески стукнул одного ополченца по макушке и такое закричал: "Что смотрите,
черти? Надевайте княжеские куладжи,
цаги, обсыпанные бирюзой! Папаху, чанчур, не забудь!" А чанчур уже скинул свою
чоху - где только такую взял, наверно из
кусков заплесневелого лаваша сшил, - скинул и схватил лучшую, цвета изумруда;
затем куладжу князя стал натягивать на
себя. Другие ополченцы тоже устремились к одежде, только выбежал вперед старый,
как черт, глехи и такое прорычал: "Как
можете вы менять свою почетную одежду "обязанных перед родиной" на куладжи,
опозоренные изменниками?" Будто
буйволиным соком окатил ополченцев, так и отпрянули от богатств и тут же