Великий Моурави 5 - страница 28

до скалы, и вместо паука - кудиани

жертву сосет. А дальше два потока: один с коней копыта сбивает, а другой -

недаром на клинок похож - у всадников самое

ценное отсекает. Как смею двух воинов лишиться? Сам видишь, царицу сопровождаем.

- Прямо скажу, Миха, ты дурак! Кудиани от черта привет передай -

укротит потоки. А раз я сказал, сейчас возьму

двух, ты должен пожалеть, что не пять. Зачем дразнить кудиани? Для охраны, -

Саакадзе чуть понизил голос, - потерявшей

ценность совы и устарелой жабы хватит и тех, кто останется. Так вот, гонцов

выбери, а сам продолжай с почестями

сопровождать высокочтимую царицу. И поживей! - Круто повернувшись, Саакадзе

вышел.

Через несколько минут азнауры уже выезжали из ворот. Хозяин, стоя на

пороге, с благодарностью, не скрывая

радости, низко кланялся. Опыт подсказывал ему, что мог произойти кровавый бой. А

на что брызги крови? Лучше монеты

от проезжих! А караванбаши-арагвинцу придется развязать лишний кисет князя, ибо

Моурави остроумно велел подать все

дорогое, а расплачиваться заставил врага.

Гроза прекратилась так же внезапно, как и началась. Еще воздух был

насыщен прохладой снеговых вершин, еще за

горами нехотя затихали раскаты грома, а с выступов звонко падали запоздалые

льдинки, но уже, разодранные горячими

лучами, убегали облака, омытое небо приветливо распростерло над умиротворенной

землей голубой шатер. Два арагвинца

хмуро и беспокойно поглядывали на Эрасти и Матарса, которые сопровождали их,

словно арестованных, тесно придвинув

коней.

Даутбек и Ростом сразу поняли, что Саакадзе не желает говорить о важном

в пути, ибо ветерок не хуже лазутчика

подхватывает тайные слова и доносит до уха врага. И они притворно-весело

обсуждали перепуг царицы Мариам от

приятной встречи с грозным "барсом".

Димитрий уверял, что встреча с шакалами Зураба возбудила в нем жажду и

он не дождется первой деревни, в

которой сумеет дать волю клинку, слишком залежавшемуся в ножнах. На это Эрасти

хмуро заметил:

- О жажде следовало думать в караван-сарае. С утра голодные скачем, а

вкусный чанахи почему-то предоставили

врагам.

- Э-э, недогадливый верблюд! Разве чанахи не превращается в сено, когда

рядом нечисть копошится?

- Я так думаю, Ростом. Полторы жабы им на закуску. Откуда только

взялись?

Задумчиво вглядывался Саакадзе в слегка тронутый желтизной горный лес и

вдруг повернулся к Даутбеку:

- Странный день, мы возвращаемся после большой победы над кичливыми

врагами, а вместо успокоительного

дождя - гром и град.

- Весенний гром, Георгий. Это хорошее предзнаменование.

- А встреча с "совой" тоже к весне? Нет, друг, не нравится мне

сегодняшний день. Ты знаешь, я не суеверный, но...

какой-то тайный замысел чувствуется в его неожиданных ходах.

- Это судьба! Давай, Георгий, поработим негодную! - И Даутбек внезапно

выхватил ханжал и резко обернулся.

Кони, навострив уши, шарахнулись и пронзительно заржали. Среди обломков

скал, сливаясь с ними, распласталась

тигрица, но яркие поперечные полосы ее меха не укрылись от зоркого глаза

Даутбека. Послышался низкий горловой звук

"а-о-ун", и хищница, почуяв, что она обнаружена, приготовилась к прыжку. Но

Автандил мгновенно скинул с плеча

высеребренный лук, с силой оттянул тетиву по индусскому способу - к правому уху,

согнул лук вдвое и отпустил стрелу.

Орлиные перья, вставленные в хвост древка, мелькнули в воздухе,

указывая лет свистящей стрелы. "Хуаб!" -

громко вскрикнула в испуге тигрица, рванувшись вниз со скалистого выступа. И в

тот же миг острие наконечника

вонзилось в ее правый глаз.

Ни персидская кольчуга, ни турецкий щит не в силах были остановить

боевую стрелу "барсов", на сто шагов

пробивали они дубовую доску в палец толщиной. И тигрица рухнула наземь у ног

Автандила, пораженная насмерть, так и

не достигнув обидчика.

Блестела на солнце золотистая полосатая шкура, беспомощно свисая с

седла победителя. "Барсы" продолжали путь

так спокойно, словно мимоходом подбили не коварного зверя, а невинного ягненка.