Венец Девы - страница 20

  Ему тогда здорово досталось: выяснив в чем дело, разъяренный отец запер Себастьяна в чулане (это было еще до того, как кабинет Феликса переместили туда), выпустив его оттуда лишь к обеду следующего дня. Надо ли говорить, что после того наказания страхи мальчика лишь усугубились? Принятые Феликсом меры мало того, что не помогли, оно придали ночным демонам Себастьяна четкие формы, искаженные злобой лица его близких. С тех пор демоны не оставляли мальчика, они - те самые кошмары, которых он так боялся впустить к себе в комнату.

  ***

  Встав с кровати, Себастьян подошел к окну. Он думал о сне, из уз которого вырвался; о сне - но не о кошмаре. Даже с учетом всего произошедшего, всего того ужаса, что он испытал, Себастьян не мог назвать сон кошмаром, равно как и не мог он, конечно, назвать его сладкими грезами. Увиденное им было чем-то вне определений, чем-то, не подпадающим под рамки ни одного из множества стереотипов, уже сейчас сомкнувшихся вокруг головы юного еще Себастьяна стальными кольцами косности, чему во многом способствовали воспитание, образование и пускай и ограниченная домашними стенами, но все же жизнь в обществе.

  Бывают сны пустые, блеклые - такие сны мы склонны забывать сразу после пробуждения, но случаются сны редкой ясности, сны, вроде этих, мы помним и много лет после того, как впервые увидели их. Этот сон, чем бы он в действительности не был, Себастьян отнес ко второй категории снов, что было с его стороны ошибкой, но ошибкой простительной, ожидаемой и неминуемой. Неминуемым, впоследствии, казалось Себастьяну и все то, что произошло с ним в дальнейшем. Много еще раз он потом вспоминал с чего все началось, прокручивал знаковые моменты в голове

  За окном по-прежнему была ночь, причем ночь глубокая. А если конкретно - то неопределенное время в безлунную ночь между полуночью и рассветом, когда пьяные дебоширы уже уснули, набуянившись вдоволь, а дворовые шавки еще не залаяли. Такая же глубокая, безлунная ночь была и семь лет назад, когда Себастьян отважился выйти в коридор до рассвета, чего с тех пор так ни разу и не сделал. Это сходство между той и нынешней ночью, а также послевкусие страха от пережитого во сне падения и паралича, предшествующего ему, взбудоражили мальчика еще сильнее, особенно после того, как он связал все испытанное в единый узел чувств и воспоминаний. С того момента Себастьян точно был уверен, что заснуть до рассвета уже не сможет, а там, глядишь, и новый день пожалует, который ему, страдающему бессонницей, как-то предстоит пережить, не подавая виду перед взрослыми. Себастьяна не заботило то, что он не может заснуть. Мальчик не знал последствий затяжной бессонницы, а волновала его только Мария и то, как она отреагирует на его непослушание (ведь именно так бы назвала мать Себастьяна случившееся, узнай она о нем).

  Погрузившись в нелегкие мысли, Себастьян стоял на месте. Пол в комнате Себастьяна был деревянным, сработанным на отлично, вот только со временем даже самые качественные вещи приходят в негодность, а дом этот был старым еще задолго до переезда сюда Веберов. Для своих лет пол был в отличном состоянии, но некоторые доски расшатались и скрипели, если на них наступить. Вот эти самые доски мальчик и боялся задеть и потому стоял теперь на месте без движения.

  В подполье комнаты Себастьяна водились муравьи. В его воображение еще много чего там водилось, но существование муравьев в отличии от этого всего подтвердить было проще простого. Назойливые насекомые без конца лезли из-под расшатанных досок не иначе как в поисках съестного. Себастьян иногда наблюдал за ними от скуки в свободное от учебы время, но не находил данное занятие достаточно интересным, чтобы уделять ему так же много времени, как, к примеру, чтению, или слежке за окрестностями. Ровные муравьиные шеренги напоминали мальчику собственные мысли, вернее то, как он хотел бы, чтобы они шли. На деле же мысли его постоянно путались, переплетались между собой, перескакивали одна на другую. К Себастьяну в комнату не так часто заглядывали: в основном по утрам, чтоб его разбудить. Убирался в комнате мальчик сам, так как бюджет семейства был пусть и немногим выше среднего в сравнении с другими семьями их класса, но никак не бесконечным, и не позволял содержать еще и горничную, в связи с чем Мария страдала. Все доходы Феликса, а также та часть доходов от имения отца Марии, которая ей полагалась, лишь незначительно перекрывали общую смету расходов Веберов. Последняя росла вместе с детьми семейства, неумолимо приближаясь к той роковой черте, после которой Феликс будет вынужден принять предложение о повышении, хочет он того, или нет. По другому, альтернативному варианту - Мария будет вынуждена ограничить себя наконец хоть в чем-нибудь - переосмыслить свою жизнь, чего, конечно же, никогда не случится. Уж точно не в ближайшее время.