Венец Девы - страница 21

  Раздумья Себастьяна были прерваны тиканьем часов. Вообще-то мерные звуки смещения стрелок уже довольно давно разгоняли тишину спящего дома, но почему-то только сейчас они достигли ушей мальчика. Иногда так бывает, что сердце человека бьется слышимо ему, а иногда без специального прибора расслышать ничего не удается и даже если с ним, - получается с трудом. Возможно, это оттого так происходит, что человек, погрузившись в определенный ритм своего сердцебиения, не замечает его, и только когда ритм сбивается, вдруг с удивлением обнаруживает, что даже что-то бьется у него в груди. Вот и тогда произошло нечто похожее.

  Медленно Себастьян просунул руку в карман своих штанов и вытащил оттуда часы, подаренные давеча его отцом. Все так же медленно поднес он латунный панцирь их к своему уху и принялся считать щелчки. Себастьян насчитал около тридцати щелчков к тому моменту, как обнаружил, что тиканье часов медленно идет на спад, а сердце его при этом продолжает стучать с прежней частотой. До последнего времени часы и сердце работали в унисон, заглушая друг друга.

  Вдруг среди мерного тиканья часов затесался посторонний щелчок. Когда тот раздался, от неожиданности Себастьян сделал шаг вперед, наступив на расшатанную доску, которая в ответ скрипнула. Щелчок этот был другим: более громким, чем щелчки, сопровождающие перемещения стрелок, он к тому же совершенно не в такт им вписался, аритмично, не по расчету мальчика. До этого часы тикали, гипнотически притягивая, овладевая вниманием Себастьяна, от чего тот цепенел. И вообще все происходящее той ночью настолько не вписывалось в привычные рамки, что Себастьян, чем больше необычного происходило, тем больше терял связь с реальностью, или тем шаблоном привычного мира, который он ранее за нее принимал.

  Себастьян знал, что часы не работают, ему отец сказал об этом, а отец, в понимании мальчика, обманывать его не стал бы. (Несмотря на то, что Себастьян чувствовал неискренность Феликса, он зачастую не верил собственным чувствам; верило что-то внутри него, но сам Себастьян сознательно не мог даже допустить подобной мысли, а от несоответствия идеализированного образа отца реальной личности Феликса и, главное, глубинного понимания этого несоответствия Себастьян страдал). Мальчик знал о неисправности часов не только со слов отца, но также и из своих собственных наблюдений (которые по достоверности были для Себастьяна на втором месте после слов Феликса), но вот теперь часы работали, и он не мог понять причину столь внезапной перемены. Что устранило поломку и была ли таковая вообще? И как все это связано с происходящим, а в том, что как-нибудь, да связано, мальчик не сомневался.

  Следующий неритмичный щелчок последовал спустя еще тридцать щелчков ритмичных, впрочем, связи, как выяснилось, между всем этим не было, так как почти сразу же последовало еще множество щелчков и каждый последующий щелчок отличался от предыдущего. К щелчкам этим примешались затем скрежет, царапанье и шевеление, будто кто-то неуверенной рукой пытался вставить ключ в замочную скважину, но у него это никак не получалось. Тогда-то мальчик и понял, что в дом его пытаются забраться воры, или уже забрались. Вернее, так он подумал, что это были воры, - воры - первое, что пришло ему в голову. Себастьян не смог вот так сразу из своей закрытой комнаты определить источник шума, но, как ему показалось, доносился он откуда-то снизу.

  На цыпочках Себастьян двинулся к двери, по пути старательно припоминая и обходя все скрипящие поверхности. Несмотря на его старания, миновать все проблемные места у Себастьяна не получилось, и несколько расшатанных досок таки скрипнули под его весом, на что неизвестные злоумышленники не обратили ровным счетом никакого внимания. Встав напротив двери, мальчик приложил ухо к ее поверхности и принялся слушать.

  Комната Себастьяна находилась ближе к библиотеке в западном конце коридора второго этажа. Комнаты всех остальных членов семейства находились в восточном конце. Лестница, ведущая на второй этаж, делила коридор надвое. Себастьян, таким образом, был отрезан от остальных членов семейства. Если же неизвестный злоумышленник решит вдруг подняться вверх по лестнице (почему-то Себастьян был твердо уверен, что он решит это сделать рано или поздно), а поднявшись, повернет налево, а не направо, и войдет в его комнату, то оказать ему сопротивление мальчик, конечно же, не сможет. Мысль об этом вместо того, чтобы напугать Себастьяна как полагается его, напротив, "приободрила", точнее сказать, - "взбудоражила". Умом мальчик понимал, что шансов у него против взрослого человека нет никаких. Понимал, что злоумышленник, вероятно, сильнее его и что злоумышленников, вероятно, несколько, но продолжал наивно или, лучше сказать, чисто по-детски верить в то, что сумеет как-то совладать с неизвестными. Он при этом не думал о том, что будет делать, когда дойдет до рукоприкладства, не строил планы, ему просто нравилась ситуация ее необычностью, для него прерванный недавно сон продолжился явью, а явь эта была, пускай и опасной, но при этом очень увлекательной.