Ветры Босфора - страница 33

стр.

Он вытягивал пошедшую пятнами шею, которую теперь уж совсем невыносимо жал тугой ворот. Словно весь вылезти вознамерился из своего жесткого нового мундира. Закончить свою речь он имел несчастье такой фразой:

- Я го-рю, что я всю жизнь на службе горю.

Татьяна Герасимовна не выдержала. Рванулась со стула:

- Пойду, скажу Дуняшке, чтоб самовар ставила!

Юбка ее дохнула, шуршащей волной шелка пройдя по ноге Казарского.

- И я пойду, скажу Дуняшке, чтоб сладкий пирог несла, - сказала мать, и, несмотря на годы, такая же легкая, как дочь, с той же летящей походкой, скрылась в дверях.

Офицеры успешнее, чем женщины, справились с собой. Со скованными лицами дослушали майора до конца. Лазутин остался в гостиной, а Стройников и Казарский вышли на балкон покурить.

В соседних домах уже спали. Издали, с бухты, доносились оклики часовых: «Слу-у-шай…» «Кто гребет?…» Южная бухта отсвечивала темной, льющейся маслом гладью. По-другому, темной плотной лентой отсвечивала дамба, отделяющая оконечность бухты от топкого, никогда не просыхающего болота [28] . Хватал морозец. Но Казарский и Стройников, выйдя, расстегнули кители, не чувствовали холода. Трубка Стройникова пыхнула огоньком.

- Все, Саня. Кампании конец - и я под венец.

- Что же ты это мне говоришь, Семен Михайлович, а не им, женщинам? Скажи им, они ждут.

- И не скажу, - помолчав, проговорил Стройников.

- Что же так! - обиделся за Татьяну Герасимовну Казарский. И устыдился горячности своей обиды.

Стройников сделал еще затяжку, продолжая молчать.

- Не понимаю тебя, Семен Михайлович! - все с той же обидой за Татьяну Герасимовну проговорил Казарский. - Ты завтра уйдешь, а майор артиллерии тут. Он не глуп, майор. Он просто раздражен, он в состоянии войны с тобой.

Стройников молчал.

- Ей, Семен Михайлович, не все равно, скажешь ты или не скажешь. Она храбрится, а ей надо, ей очень надо, чтоб ты сказал при матери и при брате: «Под венец зову тебя». Не захочет тебя Татьяна Герасимовна ждать - пожалеешь, Семен Михайлович!

Не понимая Стройникова, Казарский еще меньше понимал самого себя. Себя человеку, видно, никогда не понять. Он и не хотел скорого брака Татьяны Герасимовны со Стройниковым. Но уж совсем не желал бы ее брака с этим смешно заикающимся майором.

- Пожалеешь, Семен Михайлович, - горячился Казарский. - Что-то мне подсказывает, ох, пожалеешь! Слепой ты, что ли!

- Нет, Саня, - разомкнул губы Стройников. - Не слепой я. Я все-о вижу… Я ведь, брат, и то вижу, что не только майору, а и тебе, Санечка, о-очень приятно ручки Татьяне Герасимовне целовать. Я, Санечка, и то вижу, что не дружбой своей она тебя дарит, отличая от всех. В ней женщина ликует. Рада, что есть власть и над тобой.

- Да я… Да она… - Из сердца в лицо как киноварью плеснуло.

Стройников отвел глаза, равнодушный к его замешательству.

- Знаю, Саня, - продолжал он задумчиво, - пожалею, если ждать не станет… А нет, ничего я им сегодня не скажу…

В мозгу Казарского мысль, которая все время была где-то далеко-далеко, в глубинах извилин, вдруг прояснилась.

На флагманском корабле контр-адмирала Кумани старшим офицером плавал однокашник Стройникова по Морскому корпусу капитан-лейтенант Федор Юшков. Юшков погиб во время штурма Сизополя. С самого выпуска из корпуса Стройников и Юшков служили бок о бок. Стройников на фрегате «Африка» мичманом, Юшков на фрегате «Евстафий» мичманом. Стройников лейтенантом на транспорте «Прут», Юшков лейтенантом на транспорте «Кахетия». Лишь однажды Стройникову удалось вырваться вперед друга: после Анапы произвели его

в капитаны II ранга. Стройников сам когда-то рассказывал Казарскому, как «замачивали» производство. Феденька, обнимая друга - весь вечер рядом сидел - клялся, смеясь: «Я - везучий. Мне еще повезет больше, чем тебе с «Босфором». Вот увидишь, обгоню…»

Повезло везучему Юшкову.

О б о г н а л.

Сердце Казарского дрогнуло. Он схватил Стройникова за борт кителя, рванул к себе. Хотел, как на шканцах, громовым голосом вскричать, рвя голосовые связки: «Да ты что!…», но вышло хрипом: «Ты что… Ты, Семен Михалыч, брось… Ты в себя не закапывайся, слышишь?»