Византия в европейской политике первой половины XV в (1402–1438) - страница 21

. Уже один этот факт мог быть стимулом, который побуждал латинян поторопиться с наведением порядка в собственной церкви. Вместе с тем греки, очевидно, не были лишь пассивными наблюдателями, и по мере своих сил участвовали в этом процессе. Сиропул пишет, что Николай Евдемон, глава делегации. немало потрудился над тем, чтобы состоялись выборы нового папы, которому подчинился бы весь Запад[183].

Это произошло И ноября 1417 г. Папой был провозглашен итальянец Отто Колонна, известный под именем Мартина V (1417–1431). Николай Евдемон не только присутствовал на процедуре его коронации, но и использовал этот случай, чтобы официально заявить о цели своей миссии[184]. В его выступлении, насколько нам известно, фигурировала программа из 36 пунктов, которые отражали взгляды византийского императора на проблему унии и способ ее заключения. Данный источник не сохранился, и только по дальнейшим событиям можно составить хотя бы частичное представление о его возможном содержании.

Решая поставленные перед ними задачи, византийцы пользовались поддержкой своих соотечественников, ставших католиками. Речь идет о двух братьях-доминиканцах — Феодоре и Андрее Хрисовергах[185]. Последний вместе с Евдемоном присутствовал на интронизации папы и произносил речь, посвященную церковной унии[186]. 

Спустя много лет, уже на Базельском соборе, Андрей Хрисоверг вспоминал о том, как после установления мира в западной церкви византийские послы предстали перед папой и императором Сигизмундом и как он, Хрисоверг, собственноручно переводил вышеупомянутые 36 пунктов с греческого языка на латинский[187]. Немалую роль, вероятно, сыграл в этом и Феодор. В январе 1418 г. папа назначил его своим представителем на Пелопоннес (в Патры и Корон), обосновав это его заслугами в вопросе о греках[188].

Необходимо отметить, что Мартин V проявил живой интерес к этой проблеме и уже в самом начале обещал византийским послам заняться ею[189]. Вероятно, первым шагом к этому стало назначение в январе 1418 г. легата, уполномоченного начать от имени папы переговоры в Константинополе. Этим легатом был Джованни Доминичи, некий кардинал из Рагузы[190]. Правда, первым местом его назначения стала Богемия, где он и умер в июне следующего года, ничего не успев сделать для греков[191]. Но стороны не собирались на этом останавливаться, хотя уже было ясно, что уния не станет предметом разговора на Констанцском соборе. В апреле 1418 г. папа закрыл его. Впрочем, этот факт не мог стать препятствием для продолжения переговоров. Успешная ликвидация внутреннего кризиса в западной церкви стала важнейшей предпосылкой для дальнейшего развития контактов между Западом и Востоком. После Констанца на Западе установилось на редкость благожелательное отношение к православным христианам, которые не скрывали своего искреннего удовлетворения фактом восстановления церковного единства в латинском мире.

Между тем вопрос о церковной унии, о которой заговорили на Констанцском соборе, привлек к себе внимание еще одним моментом. Речь идет о Польше, и этому эпизоду стоит уделить внимание.

Польско-Литовское государство, начало которому было положено в XIV в.[192], в силу своих особенностей не могло оставаться безучастным к тем проблемам, которые волновали греков. Подобно Венгрии оно было расположено на восточной периферии латинского мира, поэтому волны османской экспансии становились для него все более реальной угрозой. То же самое можно сказать и о вопросе церковной унии, который стал для Польши не менее актуальным после того, как начался процесс ее политической интеграции с Великим княжеством Литовским. Проживавшее на территории последнего многочисленное православное население неизбежно вовлекалось в орбиту влияния западной церкви. Политическое соперничество между Вильно и Москвой, переносимое в религиозную плоскость, дополняло эту картину.

То, что еще до Констанцского собора имели место контакты между Византией и польским королем Владиславом Ягеллоном, следует из письма Сигизмунда Люксембургского императору Мануилу II от 1412 г. В нем автор ссылается на какое-то более раннее послание, отправленное им совместно с польским королем