Византийский сатирический диалог - страница 4

стр.

Мне не вернуться в отчизну, но славою буду бессмертен.
Если ж домой я отправлюсь...
Слава погибнет моя, но сам долговечен я стану.[56]

А о Евхеноре[57] в «Илиаде» сказано:

Знал он, садясь на корабль, что жестокая ждет его Мойра,
Ибо не раз Полиид говорил ему, старец разумный,
Что или дома ему от ужасной болезни погибнуть,
Или упасть от троянской руки пред судами ахейцев.[58]

16. Разве не таковы гомеровские стихи? Или все это двусмысленный и опасный обман? Хочешь, я напомню тебе еще слова Зевса: не сказал ли он Эгисфу, что ему сужден долгий век, если он воздержится от прелюбодеяния и не поднимет руки на Агамемнона, а если пойдет на это — смерть не заставит себя ждать?[59] Так и я частенько предсказывал: убьешь ближнего — будешь приговорен к смерти; не сделаешь этого — проживешь отлично

и не безвременно будешь настигнут кончиною смертной.[60]

Теперь видишь, как необдуманно, двусмысленно и беспочвенно все, что говорят поэты. Лучше выкинь это из головы, чтобы и тебя в небесной книге причислили к праведникам.

17. Критий: Я рад, что ты снова возвращаешься к тому же; скажи мне тогда, записываются ли на небесах деяния скифов?

Триефонт: Конечно, если среди них встретится порядочный человек.

Критий: Много же там наверху писцов, чтобы все заносить в книги!

Триефонт: Не святотатствуй и не хули бога истинного, слушай и поучайся от меня, чтобы жить вечно. Если уж бог шатром простер небо,[61] воздвигнул на водах твердь, сотворил светила и призвал человека из небытия, — что, скажи на милость, невероятного в том, если записываются все людские дела? Ведь и от тебя, если ты заведешь свой дом, купишь рабов и рабынь, не укроется ни один их проступок. Тем более естественно, что бог, создатель всего, может следить за делами и помыслами каждого. А все твои боги, Критий, для здравомыслящих людей — просто детские игрушки.

18. Критий: Очень хорошо сказано! Благодаря тебе я испытал превращение, прямо противоположное ниобиному: из каменной глыбы снова стал человеком и готов поклясться этим богом, что с тобой от моих слов ровно ничего не стрясется.

Триефонт: Скажи, меня ты любишь, да?[62] Смотри, Критий, только не обмани!..

... Мне тот человек ненавистен,
Кто в своих мыслях скрывает одно, говорит же другое.[63]

Но пора уже, выложи, наконец, те чудеса, о которых ты наслышался, чтобы и я в свою очередь побелел, изменился до неузнаваемости, но не замер, как Ниоба, а, обратившись в соловья, оглашал цветущие луга плачевной песней о твоем странном злоключении.

Критий: Клянусь сыном божьим, это тебе не грозит!

Триефонт: Говори, силу слова заимствуй от духа, а я присяду,

...сохраняя молчанье
И ожидая, пока играть Эакид перестанет.[64]

19. Критий: Так вот, иду я по улице за кое-какими покупками и вижу большую толпу; все шепчут на ухо соседу и прямо приникают друг к другу губами. Я стал беспокойно озираться и, приложив к глазам руку, внимательно вглядываться, нет ли здесь кого из друзей. На счастье мне попадается Кратон, давнишний мой друг и товарищ по пирушкам.

Триефонт: Знаю, ты говоришь о сборщике недоимок. Что же, однако, дальше?

20. Критий: Я расталкиваю всех локтями, протискиваюсь вперед и, поздоровавшись, подхожу к Кратону. Тут один гниющий старикашка по имени Харикеп, у которого всегда варится что-то в носу, стал тихонько покашливать и понемногу отхаркивать (а нутро у него чернее смерти), а потом замогильным голосом заговорил: «Он, как я уже сказал, простит не взысканные сборщиками недоимки, вернет кредиторам долги, заплатит квартирную плату и все налоги и примет предсказателей, не измеряя их искусства».

Этот человек нес и еще более отчаянный вздор, а стоявшие вокруг него люди сочувственно слушали и пленялись новизной его слов.

21. А другой, по имени Хлеохарм, в драном плащишке, босой и простоволосый, стуча зубами от холода, сказал: «Оборванец с гор, с остриженной головой, показал мне начертанное в театре иероглифами имя того, кто сделает это и самую улицу вымостит золотом». Я же, будучи знаком с Аристандром и Артемидором,[65] заметил: «Эти сны для вас не к добру: твои, Харикен, долги, раз ты видел во сне уплату налогов, непременно возрастут, а Хлеохарм, ступавший по золоту, лишится последнего обола. Сдается мне, вы оба заснули у „Белой скалы“ в обители снов