Внутренние война и мир - страница 37

В этом ключ, секрет лицемерия. В религиозном человеке не может родиться внутренний конфликт; он никогда не почувствует себя разделенным надвое. У него очень текучая сущность. Он легко переходит от одной стороны к другой, этот шаг дается ему без труда. Он похож на актера. Актер меняет роли, не испытывая никаких трудностей. Вчера он еще был Рамой, героем, а уже сегодня играет роль злодея Раваны. Для этого актер просто надевает костюм Раваны и произносит текст персонажа.

Я хочу сказать, что так называемый религиозный человек даже хуже, чем нерелигиозный. Я так считаю, потому что нерелигиозный человек не сможет слишком долго переносить свою боль; рано или поздно он почувствует шип. Но тот, кто пошел на компромисс, может терпеть боль вечно. Именно поэтому Юдхиштхира не чувствует боли, он полностью уверен в себе.

Складывается очень интересная ситуация. Религиозный и так называемый нерелигиозный человек полностью уверены в собственной правоте и стремятся к войне. В то же время Арджуна, который не считает себя ни антирелигиозным, ни так называемым религиозным человеком, обеспокоен.

В Арджуне нет фальши. Беспокойство, неспособность примириться с ситуацией, вопросы, которые он задает, только подтверждают внутреннюю неподдельность Арджуны. Само смятение, сама боль становится источником его роста.

Эта глава называется йогой страдания, потому что Арджуна способен достичь страдания. Благословенны те, кто достигли страдания, ведь только они смогут найти выход. Несчастны те, кому не дано испытать страдание, — перед ними никогда не встанет вопрос о благодати.

Благословенны те, кто приобрел опыт разделения. В нем источник стремления к единству. Следовательно, боль разделения, вирах, также является йогой. В ней скрыто желание единства и путь, который и есть поиск единства. Конечно же, йога является единством, но разделение — это также йога, ведь и разделение предполагает жажду единства.

Ошо!

Вы только что упомянули Бертрана Рассела. Указывая на самодовольную атеистическую позицию Рассела, Вед Мехта спросил Поля Тиллиха, почему, несмотря на неверие в Бога, Рассел за свою жизнь так ни разу и не пережил опыт опустошенности, бренности сущего.

Тиллих ответил: «Такие люди могут обманывать себя. Множество людей просто неспособны видеть зеленый свет».

Возможно ли, что Рассел — один из них? Сам Арджуна физическим зрением не воспринимал великолепную картину вселенского океана.

Комментируя «философию отчаяния» Альбера Камю, Поль Тиллих в одном месте говорит, что отчаяние само по себе религиозно, Но из того, что вы говорите по поводу Гиты, может показаться, что отчаяние Арджуны нерелигиозно. Пожалуйста, прокомментируйте.

Если бы отчаявшийся Арджуна удовлетворился своим страданием, если бы все кончилось отчаянием, если бы Гита завершилась им, то отчаяние осталось бы нерелигиозным. Но если отчаяние становится началом путешествия, Ганготри, истоком Ганга, и вытекший из него Ганг достигает океана блаженства, тогда оно религиозно.

Само по себе отчаяние не бывает ни религиозным, ни антирелигиозным. Если страдание замыкает человека в себе, тогда оно становится самоубийственным, но если оно позволяет личности развиваться, то способствует внутренней трансформации.

Поль Тиллих говорит, что отчаяние само по себе религиозно. Это — только половина правды; его слова не содержат всей правды. Это — полуправда, неполная правда. Отчаяние может стать религиозным; в нем есть потенциал, который раскроется, если отчаяние превратится в поток.

Только когда страдание замкнуто в круге, когда оно направлено внутрь себя, оно нерелигиозно и самоубийственно. Интересно, что человек с суицидальным намерением достигает точки, в которой он либо трансформирует свою душу, либо совершает самоубийство. Одна вещь с очевидностью открывается перед ним: больше невозможно жить как прежде. Отталкиваясь от этого факта, можно сказать, что и суицид религиозен — но это опять же будет только половиной правды, подобно утверждению Поля Тиллиха, которое вы процитировали.

Да, перед человеком, достигшим точки, за которой следует самоубийство, открываются две возможности. Либо он покончит с собой, и это будет совершенно нерелигиозно, либо он изменится. В последнем состоит глубинная алхимия самоубийства, и это — религиозный шаг.