Внутренние война и мир - страница 43

Сизиф вновь спускается в долину и начинает катить камень на гору. Он всякий раз надеется добиться своего. Сизиф думает, что уж на этот раз он сможет закатить камень на вершину горы. И тогда он покажет богам, как они ошибались, и скажет и ' Смотрите, Сизиф все-таки закатил камень на вершину!»

И опять Сизиф начинает катить камень, тяжко трудится неделями и месяцами и, наконец, полуживой достигает вершины горы. Но когда ему остается один шаг, камень вырывается из рук и катится в долину. И Сизиф начинает все сначала.

Вы, наверное, скажете, что Сизиф сумасшедший: почему он не откажется от этой идеи и не бросит работу? Если вы поистине пришли к этой мысли, то подлинная религиозность скоро проникнет в вашу жизнь.

Все мы Сизифы. У нас могут быть разные истории, разные горы, но каждый из нас — Сизиф. Мы раз за разом повторяем одни и те же вещи. Вновь и вновь наш камень срывается с вершины и скатывается в долину. Но сознание человека устроено очень странно, оно непрерывно утешает себя: «В этот раз что-то пошло не так. Но вот в следующий раз все получится». И история начинается сначала. Если бы подобная ошибка случалась в течение одной или двух жизней, это можно было бы перенести. Но знающие люди говорят, что мы совершаем одну и ту же ошибку в течение бесконечного количества жизней.

Стремление к материальным благам играет важнейшую роль в духовном поиске. Неудача, конечный крах надежды является первым шагом к обретению духовного блаженства. Именно поэтому я не называю людей, ищущих мирских наслаждений, нерелигиозными. Они также стремятся к божественному, но идут в неправильном направлении. Они также ищут блаженство, но там, где его невозможно найти. Однако эти люди неизбежно сделают первый шаг: они поймут, что материальное счастье недостижимо. Только после этого они смогут свернуть на другой путь.

Однажды у Лао-Цзы спросили: «Вы говорите, что из писаний невозможно ничего узнать, но мы слышали, что вы читали писания».

Лао-Цзы ответил: «Нет, я многое почерпнул из книг Самое важное знание, открывшееся мне в писаниях, состояло в том, что из них ничего невозможно узнать. И это совсем не мало. Ничего нельзя узнать из книг, но и это можно понять, только прочтя их. Я много читал, я долго искал — и только после этого понял, что из писаний невозможно ничего почерпнуть».

Награда за такие усилия оказывается вовсе не малой, но из-за ее негативной природы мы не замечаем подобное вознаграждение. Только когда нам становится ясно, что слова и писания не помогут достичь цели, лишь тогда мы начнем поиски в сущем, в жизни. Если мы не можем обрести счастье в материальном, то принимаемся искать его в мире. Только когда мы не находим его вовне, начинаем заглядывать внутрь себя. Лишь поняв, что счастье недостижимо через вещи и предметы, человек сможет обратиться к духовному. Но на вторую стадию можно, по-настоящему, подняться, только пройдя через первый уровень поисков.

Итак, данные слова Арджуны, конечно же, относятся исключительно к материальному счастью: «Какова ценность материального приобретения, если его источником является смерть всех близких людей?»

Но при этом мы видим, что Арджуна делает первый шаг на пути духовного поиска, и я настаиваю на том, что его можно назвать религиозным человеком. Однако я не считаю, что Арджуна достиг подлинной религиозности, он лишь жаждет ее.

Ошо!

Вчера вы сказали, что Бхагавадгита является психологической книгой и что она очень близка к современной психологии. Ограничиваете ли вы смысл слова «психе», придавая ему значение «ум» — ведь первоначальное значение слова «психе» — «душа»? Готовы ли вы остановиться, назвав Гиту психологической книгой, или вы также назовете ее духовным писанием? Пожалуйста, объясните.

Я буду называть Гиту — мановигьян: наукой или книгой по психологии. Словом «мана» я не обозначаю душу; под «мана» я понимаю только ум.

Такой подход многим покажется странным или неприемлемым. Про меня скажут, что я переворачиваю Гиту с ног на голову; что я должен называть ее духовным писанием. Но я хочу сказать вам, что духовных книг не существует. В лучшем случае книга может обращаться к уму. И действительно, текст, апеллирующий к уму, может подвести человека к точке, в которой начинается духовность. Но это и все, на что он способен.