Во власти (не)любви - страница 38
— Мы сделаем из этого показательный процесс. Они должны четко сознавать, что их ждет за… — незнакомец не договорил, так как ступил в прихожую, и его внимание переключилось на девушек. — Мир дому сему.
— Да придет ваш мир на дом нашего господина-мужчины, — в один голос ответили девушки.
Его изучающий взгляд остановился на Джин, и ей сделалось откровенно некомфортно. В этот момент она поняла, откуда ей знакомо лицо мужчины — из репортажей о республике Догма по телевиденью. Это был лидер Догмы, верховный комиссар Пий, под руководством которого пять лет назад и произошел переворот, сделавший Асцаинское княжество республикой. Джина помнила, что Вацлав Кнедл приходится ему племянником.
— Твоя новая чернавка, Вацлав? — поинтересовался Пий, бесцеремонно покрутив Джин за подбородок в разные стороны. — Слишком хороша, надо было в мессалины ее определить. Интересно, куда вы, эскулап, смотрели, когда давали Магде заключение? Или она сама так решила?
— На мой взгляд, эту юбку вообще надо было отправить на заводы, — не переминул прошипеть Круль. — Характерец у нее, доложу я вам…
— Характерец? — поднял брови Пий. — У эскулапов и пестуний есть все, чтобы их выдрессировать, а вы предпочитаете решать это заводами? Отправить такую красотку на заводы — преступление, она рождена быть мессалиной. Да я б себе ее взял… Как тебя зовут, юбочка?
В призрачно-серых глазах комиссара Вацлава Кнедла что-то промелькнуло. Что- то… Такое.
— Джина, — безо всякого выражения проговорила она.
— Как тебе здесь, Джина? — поинтересовался Пий с видимым участием. — Ты довольна своей жизнью?
— Очень довольна, комиссар, — ответила Джин, не поднимая глаз от пола.
Больше Пий на нее внимания не обращал, но ей с лихвой хватило и этого. Верховный комиссар Догмы производил откровенно жутковатое впечатление, а когда заговорил о том, что взял бы ее себе мессалиной, у нее сердце чуть не остановилось. Повадками дядя Вацлава Кнедла напомнил Джин упыря, страх перед которыми она впитала с молоком матери.
Стараясь казаться как можно незаметнее, она подавала мужчинам в гостиную напитки и закуски, и изо всех сил к ним прислушивалась. По обрывкам разговора Джин поняла, что говорят о комиссаре, который влюбился в беременную от него утробу и хотел сбежать с ней вдвоем из страны. Ему это почти удалось, но Вацлав, который, похоже, отвечает в Догме за безопасность, поймал их на самой границе. Пий заявил, что в назидание другим юбкам утробу нужно расстрелять, а комиссара на три года посадить в тюрьму. Кнедл же сказал, что он не станет расстреливать беременную, и наказание в первую очередь должен нести комиссар, а не она.
Как распорядились судьбами комиссара и утробы Джин так и не услышала, потому что разговор перешел на другое. Она почувствовала напряжение, сразу же сгустившееся в гостиной, услышала слова «террористы, сопротивление режиму, обыски, диверсия» и потом, на грани слышимости уловила странное сочетание «Лилейная Угроза».
После этого дверь захлопнулась, и вход в гостиную для Джины был заказан.
Джина не сразу поняла, что дни, наполненные непривычной и унизительной работой, были для нее благом, в отличие от вечеров. Ровно в шесть часов вечера чернавка должна была удалиться в свою комнату и сидеть там тише воды ниже травы, если, конечно, она зачем-то не понадобится господину мужчине.
Кровать, стул, стол и шкаф, в одной половине которого висели черные платья, а в другой серые фартуки — вся обстановка ее узкой комнаты на втором этаже. А еще тут была маленькая лампочка, которая загоралась красным светом, если в мужской половине хозяин дома нажимал кнопку вызова прислуги.
Ее вечера были ужасными. Джин тонула в них. Почитать книгу, посмотреть фильм, полазить в Интернете — думала ли она, что когда-то лишится этих, казалось бы, таких привычных вещей? Думала ли, что будет лежать на жесткой кровати, безотрывно глядя на лампочку — единственный привлекающий внимание предмет в этой комнате, так похожей на тюремную камеру.
И думала ли она, что однажды вечером эта лампочка загорится?
Загорится в первый за все время пребывания ее в этом доме раз…