Воровская зона - страница 38
— В том, — охотно заговорил Очкарик, — что в России всегда существовала огромная дистанция между сутью идеи и ее конечным результатом! Мы хотели построить самое свободное общество в мире, а выстроили концлагерь, мы собирались создать суперчеловека и превратили его в самое забитое существо на планете! И так во всем…
— Ну а какое все это имеет отношение ко мне? — усмехнулся Ларс. — Надеюсь, вина на этом лежит все-таки не на мне!
— Да нет, конечно! — сразу двумя руками взмахнул Очкарик. — Избави вас Господь! Я подумал только о том, что и в ГУЛАГе не могло быть иначе. Приближая к себе воров в законе, органы, которые почему-то принято называть компетентными, выковывали оружие, которое обратилось в конце концов против них самих!
— А, — покачал головой Кактов, — вот вы о чем…
Ему хорошо была известна легенда о том, как в свое время ОГПУ использовало, лагерных авторитетов в своих целях. Да, все правильно, чтобы управлять миллионами заключенных одних людей в зеленой форме не хватило бы просто физически. И в ход пошли воровские авторитеты, которым предоставлялись некоторые льготы в лагерях, которые они должны были отрабатывать, подавляя инакомыслящих и держа в ежовых рукавицах остальных зеков. Кончилась вся эта затея тем, что правившая через воров в законе зоной администрация в конце концов и сама попала в зависимость от них. И всего только одно произнесенное «смотрящим» лагеря слово могло поднять зону на бунт, спровоцировать голодовку или, наоборот, заставить выйти на работу и работать по-стахановски. В свое время Антиквар много рассказывал ему о тех веселых временах.
— Вполне возможно, — проговорил он, — что доля истины в этом есть, но всего-навсего доля! Не забывайте, что власти шли на подобные меры не из-за любви к лагерным авторитетам, которых, кстати, они потом же и принялись истреблять с той же исступленностью, с какой до того истребляли так называемых врагов народа! Если бы они даже и не хотели этого, другого выбора у них не оставалось! Кто, спрошу я вас, хозяин на зоне: вы, совершенно случайно на нее попавший, или человек, для которого она мать родная? Помните знаменитые татуировки «Не забуду мать родную»? — Очкарик кивнул. — Вам-то хорошо известно, что под этой самой матерью подразумевалась далеко не мать физическая, а мать именно духовная, какой для вора всегда была тюрьма…
— Что, и здесь есть духовное начало? — с некоторым недоумением посмотрел на Каткова Очкарик.
— А как же? — пожал плечами тот. — Что бы мы ни делали, в любом случае сначала всегда было слово! И воровская идея, как и любая другая, имеет право на жизнь! А если есть идея, то всегда найдутся и ее сторонники! И в нашем мире все как в жизни, всегда есть те, кто свято служит ей, и те, кто только прикрывается ею, как щитом… А если копать глубже, — вспомнил вдруг Катков беседы с Ли Фанем, знакомившим их с Санькой с основами даосской и чань-буддийской философии, — само понятие честность само по себе ничего не значит и обязано своим существованием только нечестности! Две стороны одной и той же медали, по сути дела, представляют собой одно и то же! Большинство живущих на земле людей не воруют не потому, что уж очень честны, а только из-за боязни быть пойманными и отправленными туда, куда нас везут сейчас! Мне подобная нравственность представляется весьма относительной…
Очкарик не отвечал. Он был поражен. Услышать от уголовника подобные речи он не ожидал. Ни в СИЗО, ни на этапе он, кроме мата и всех этих «ништяков» и «западло», практически больше ничего не слышал. А тут…
— И хотели бы того власти или не хотели, — закончил свою мысль Катков, — в тюрьмах и на зонах было бы то же самое, ведь лагерная администрация, даже хорошо организованная — всего-навсего внешняя сторона лагерной жизни, а ее внутреннюю суть все равно определяют воры…
И снова Очкарик промолчал, продолжая все с тем же недоумением смотреть на Каткова.
— Вам интересно, — правильно понял его изумление Ларс, — как я сам дошел до жизни такой?
Очкарик молча кивнул.
— Отвечу вам словами все того же Старого Завета, — грустно усмехнулся Катков. — В начале было слово…