Воспоминания - страница 30

После 1950 года научной работы я не вела.

22 июня 1979 г.

Милая Лидия Дмитриевна!

В одном из своих писем ко мне Вы высказали пожелание, чтобы к конференции по случаю 125-летия со дня рождения Н. А. Морозова, бывшего долгие годы директором Института имени П. Ф. Лесгафта, я написала кое-что ему посвященное.

Несмотря на свое долгое пребывание в одиночном заключении это был очень общительный и приятный в общении человек. Он вообще любил все живое. Жившую в камере мышь считал своим другом и случайную муху, конечно, не убивал. Впервые я увидела его, приехав просить его участвовать в концерте, который был устроен кассой взаимопомощи В. Ж. К. для выдачи пособий нуждающимся курсисткам. Была у него вдвоем, не помню уже, с кем именно.

Он очень любезно согласился прочитать на вечере некоторые из своих «Звездных песен» и имел большой успех. Когда в 1917 г. закончилась моя аспирантура на В. Ж. К., но я еще имела связь с лазаретом, помещавшимся в новом здании В. Ж. К. на Среднем проспекте, Н. Н. Гернет, ко мне всегда прекрасно относившаяся, упомянула, что Н. А. Морозову требуется помощник-вычислитель для определения обстоятельств некоторых древних затмений. Отчасти это было связано с большой работой по продолжению вглубь веков «Канона затмений» Оппольцера, предпринятой РОЛМ и руководимой молодым талантливым астрономом М. А. Вильевым. С 1.Х.1918 г. я была включена в штат Астрономического отделения Института им. П. Ф. Лесгафта и числилась там до своего отъезда из Ленинграда 14.III.1935 г. С порученной мне Н. А. работой я справлялась быстро, а затем развивала собственные мысли, попутно возникавшие. Такова, например, работа о строении кольца астероидов. Близость космической эры требовала изучения верхних слоев земной атмосферы, что особенно интересовало летчиков. Н. А. Морозов давал мне полную свободу и даже отпустил на 3 года в Москву для совместной работы с В. Г. Фесенковым и В. П. Ветчинкиным, этим вопросом о верхних слоях интересовавшимися. Не возражал он и тогда, когда по возвращении из Москвы в 1927 г. я стала работать не в его секторе, а в образовавшемся Астрофизическом, которым заведовал Г. А. Тихов. А тут как раз шла подготовка к 1 конференции по изучению стратосферы, в организационный комитет которой я и была кооптирована. М. А. Вильев к тому времени, к сожалению, скончался, и большой материал по солнечным затмениям, коллективно членами РОЛМ полученный, остался в архиве неиспользованным. В 1921 г. была организована экспедиция на солнечное затмение в Мурманск, и Н. А. Морозов лично провожал нас на вокзале. Работать с ним было легко и как-то весело.

Правда, с историками он разошелся во взглядах на хронологию Средних веков. На одном из заседаний Н. И. Идельсон очень убедительно опровергал мнение Н. А. Морозова, будто вся древняя история «выдумана» переписчиками, а секретарь общества В. А. Казицын сочинил стихотворение: «Пятна на Солнце», где говорилось: «Мы этот грех ему простим — бывают и на Солнце пятна!».

Принимал Н. А. Морозов всегда деятельное участие и в «праздниках Солнца», на которых в день зимнего солнцестояния делался доклад о новых достижениях науки о Солнце, а во-втором, музыкально-литературном отделении, исполняли: «Пудами тяжести носили — была нам ноша нипочем: теперь же тонну нам всучили, под ней наверно, мы умрем!..».

Жил Н. А. долго, последние годы в родном имении «Борок».

В последнее время достоянием гласности стали многочисленные списки огромной массы репрессированных в 30–50-е годы наших сограждан. Произвол и насилие коснулись всех слоев еще только рождающегося советского общества. И если раньше мы узнавали все больше о беззакониях против партийных и государственных деятелей, против оклеветанных военных и репрессированных работников культуры, то теперь мы знаем, что Молох обрушился как на многомиллионную массу крестьянства, так и на уникальные профессиональные группы ученых и техников, к числу которых относятся и кадры отечественной астрономии.