Восстание Болотникова 1606–1607 - страница 22

Лишь восточные районы Русского государства (Прикамье и Нижнее Поволжье), южные степные уезды да отчасти Поморский Север оказались вне процесса запустения, испытывая на себе действие кризиса в противоположном направлении — в виде притока нового населения[96].

Запустение земель Центра и Новгородско-Псковской области явилось результатом массового бегства городского и сельского населения, забрасывавшего свои дворы и деревни и «запустошавшего» (т. е. перестававшего обрабатывать) землю, обращавшуюся в «перелог» и зараставшую «лесом». Современники отмечают массовый отлив населения из центральных районов Русского государства.

Внимание исследователей уже давно привлекала запись в одной из летописей (под 1560–1561 гг.) о том, что в этом году «много множество разыдеся людей из Можайска и из Волока на Рязань и в Мещеру и в Понизовые городы, в Нижней Новгород»[97]. К этому летописному свидетельству можно добавить показание Зиновия Отенского о том, что «многая множества селян, своя рала (сохи. — И. С.) повергша, разыдошася»[98]. Свидетельство Зиновия Отенского приобретает особый интерес тем, что оно: 1) говорит о бегстве не вообще «людей», а именно крестьян — «селян» и 2) относится уже ко времени опричнины (1566 или 1567 г.)[99], причем бегство крестьян и запустошение ими земель Зиновий Отенский объясняет именно бедствиями, вызванными опричниной (см. его характеристику опричнины).

Размеры бегства крестьян можно продемонстрировать на материале той же Тверской вотчины Симеона Бекбулатовича.

Писцовая книга 1580 г. рисует следующую картину движения крестьянского населения[100]:

Таким образом, на 27 случаев прихода крестьян насчитывается 306 случаев крестьянских выходов (отношение 1: 11). Еще более характерно распределение крестьян внутри «вышедших». Из 306 крестьян лишь 53 человека «вышли» сами, с соблюдением правил Судебника о крестьянском отказе; 188 крестьян было «вывезено», причем часть из них — «без отказу и беспошлинно»; наконец, 59 человек просто сбежали.

Таким образом, крестьянин иногда пользовался легальной возможностью ухода от владельца (предоставлявшейся Судебником), но значительно чаще обходился без этих юридических формальностей и или сам бежал «безвестно», или «вывозился» агентами-отказчиками к другому землевладельцу.

Массовое бегство крестьян[101] поставило класс феодалов-земле-владельцев и выражавшую их волю государственную власть перед необходимостью новых решительных мероприятий по крестьянскому вопросу, которые бы гарантировали землевладельцам возможность беспрепятственной эксплуатации труда крестьянина и вместе с тем усилили бы власть феодалов над личностью крестьянина.

Эти мероприятия, приведшие к коренным переменам в социальном и правовом положении крестьянства, падают на последнее 20-летие XVI в. Сущность их состояла в окончательном закрепощении крестьян путем ликвидации права крестьянского выхода.

Вопрос о юридическом оформлении крепостнической зависимости крестьянства в систему крепостного права в общегосударственном масштабе — вопрос, привлекавший внимание русской исторической науки на протяжении почти 200 лет, начиная с Татищева, — можно считать успешно разрешенным в результате работ советских историков[102].

Решающим мероприятием в вопросе о ликвидации права крестьянского выхода явилось издание в 1581 г. закона о «заповедных годах». Этот закон отменил право крестьянского выхода, установив «заповедные годы», т. е. годы, в которые «заповедывались», запрещались крестьянские выходы. Есть основание полагать, что форма, в какой была осуществлена ликвидация крестьянского выхода (установление «заповедных лет», а не прямо запрещение выхода), объяснялась чисто тактическими соображениями: стремлением избежать взрыва борьбы крестьянства против крепостнического законодательства. Декларированные как временное мероприятие, «заповедные годы» фактически означали ликвидацию права крестьянского выхода вообще, несмотря на толки современников о том, что «государь изволит крестьянам выходу быть»