Впереди дальняя дорога - страница 12

Этот подарок и вручили Зине. Она застеснялась, опять раскраснелась и начала энергично отказываться.

— Зачем вы? Не надо!

— Бери! — грозно предупредил я.— Не возьмешь — трахнем пластинки о мостовую. Только брызги полетят.

Она испугалась и приняла подарок.

— Рожай парня или девчонку, не меньше чем на десятчик килограммов,— пожелал Голубев и засмеялся.

5

В следующий рейс с нами поехала новая кондукторша.

Вместе с нарядчиком она появилась в самую последнюю минуту перед отправлением в рейс, мы уже начинали нервно посматривать на часы. Молодая стройная женщина, в красивом пальто, с синими глазами.

Нарядчик коротко представил:

— Знакомьтесь, ребята... Будет в вашей бригаде вместо Зины. Не очень обижайте... Сизон... Не ошибаюсь с фамилией? — спросил он кондукторшу, заглядывая в свою записную книжку.

Она не ответила ему и уверенно, поочередно протянула каждому руку.

— Антонина Константиновна Сизон,— назвалась она.— Можно и коротко, Тоня. Устраивает? — и доброжелательно улыбнулась, словно желая с первой минуты знакомства установить короткие отношения.

Ладонь у Тони была суховатая, пожатие сильное и решительное, пожалуй, намеренно решительное. Пушистые волосы, собранные в большой узел, слегка выгорели и курчавились, лицо было смуглым, как у человека, недавно вернувшегося с юга.

— Задержала вас? — спросила она.— Извините, не по своей вине. Оформляли долго. Денежно ответственная должность,— и засмеялась.

Голос звучный, глубокий, чуточку низковатый.

Она опять приветливо улыбнулась нам и легко поднялась в автобус. Голубев подмигнул мне.

— Хороша краля? Откуда такая взялась? Видно, из новеньких. Не видел ее раньше.

Я вел автобус первый отрезок пути. В зеркальце, укрепленном вверху кабины, иногда видел Тоню в узком проходе между кресел, в зеленом с какими-то квадратными рисунками платье, слышал ее спокойный голос, когда она разговаривала с пассажирами, отвечала на вопросы.

Потом Тоня села на свое переднее место возле водительской кабины, повесила на крючок сумку и, отдыхая, устало расслабила плечи. Я невольно продолжал наблюдать за ней. О чем-то думая, словно уйдя в себя, она безучастно смотрела на бегущую под колеса дорогу.

Пошли поворот за поворотом, один круче другого, то и дело выскакивали встречные машины. Тут смотри в оба. Мне уж было не до Тони. На гребне горы я свернул к обочине, остановил машину и открыл дверцы, чтобы пассажиры смогли выйти покурить и несколько размяться. Тут была наша обычная остановка. Часть пассажиров быстро скрылись в придорожном леске.

— Хотите выйти? — предложил я Тоне.— Стоянка — минут пять. С непривычки, наверное, устали?

Она благодарно взглянула на меня, накинула на плечи пальто и вышла из автобуса.

Мы прошли шагов пятнадцать по шоссе и остановились.

С высокого гребня открывался широкий обзор. Дорога круто сбегала к узенькой речушке Каменке, петлявшей по просторному, в кустах, лугу. Невысокий березняк, покрывавший склоны, раззеленился. Виднелись пышные кусты доцветающего вербника. За дальними отрогами густо синели леса. Воздух был легким, прохладным, с запахами молодой листвы и прелой теплоты земли. Веяло покоем.

— Хорошо! — сказала она, глубоко вздохнув, и посмотрела на меня открытым доверчивым взглядом, словно приглашая вместе полюбоваться картиною весны.— До чего же тут хорошо!

— Вы, наверное, недавно с юга? — спросил я.

— А, похоже? — Она коснулась пальцем щеки.— Похоже на южный загар? — и чему-то загадочно улыбнулась.

Она сняла с головы платок и тряхнула волосами, рассыпая их до плеч. Опять взглянула на меня, полузакрыла глаза, словно солнце слепило их. Губы ее шевельнулись. Я прислушался...

— «Приедается все. Лишь тебе не дано примелькаться. Дни проходят, и годы проходят, и тысячи-тысячи лет,— вполголоса, будто для себя, читала она певучие стихи.— В белой рьяности волн, прячась в белую пряность акаций... Может, ты-то их, море, и сводишь, и сводишь на нет...»

— Чьи стихи? — спросил я.

— Неужели не знаете? — она полуобернулась.

— Пастернака? — неуверенно сказал я.

— Ну, конечно же... Как весна всегда радует! Ждешь от нее всякий раз чего-то, волнуешься. А придет осень, и видишь: пролетели красные месяцы, не сбылись весенние ожидания.