Все люди — враги - страница 13

.

— Папа! — воскликнул Тони, вбегая в лабораторию отца. — Не правда ли, Суинберн[23] — замечательный поэт?

— Положим, «замечательный» — это будет немного сильно сказано, а? Суинберн был в большой моде, когда я был еще мальчишкой, но я пришел к заключению, что он многословен и все его переживания искусственны — слишком литературны.

— Но, папа, послушай только!

И Тони стал читать почти с благоговением:

— Папа, неужели ты не видишь, что он знал…

В своем волнении Тони чуть было не раскрыл частичку своих собственных переживаний, но сдержался.

— Аталанту[24]? — спокойно спросил Хенри Кларендон, продолжая свою работу точными, ловкими пальцами, которые преисполняли Тони восхищения и стыда за собственную неуклюжесть. — Почему он говорит, что соловей светлый? У него очень простое оперение.

— Но он имеет в виду голос.

— Разве? А как может голос быть светлым — ты когда-нибудь видел светлый голос?

— Он хочет сказать: чистый, глубокий, проникающий, как яркий свет, — молвил Тони.

— Хм. — Отец задумался. — Может быть, ты и прав, но какой окольный путь, чтобы это выразить! И потом, в поэме о весне он говорит о падающих каштанах, а это — осеннее явление.

Тони это озадачило. Он был слишком поглощен прелестью самого стиха и не заметил, что в поэме говорится о четырех временах года.

— Кроме того, — продолжал отец, — я, кажется, припоминаю, что в одной из строф он начинает с того, что это было до начала всех лет, а через несколько строк забывает об этом и говорит о песке, осыпающемся под стопою лет. Ни на что не похоже!

— Я этого не считаю, — медленно произнес Тони, — я не считаю, что это меняет… меняет…

Он мучительно искал слова, чтобы выразить скорее ощущение, чем мысль, но тщетно. Хенри Кларендон не помог ему и продолжал свою кропотливую работу. Тони повернулся, чтобы уйти, но остановился у дверей.

— Папа, Суинберн умер?

— Нет, — сказал Хенри Кларендон немного жестоко. — Не слышал, чтобы он умер. Если не ошибаюсь, он проходит курс лечения от запоя в Путней[25] под присмотром одного адвоката по фамилии Уоттс, который называет себя Дентон.

Это был удар, но Тони выдержал его.

— Мне все равно. Я думаю, он знал… я думаю, он чувствовал… я… я знаю, что он бессмертен!

Но, закрывая за собой дверь, Тони услышал иронический смех отца и почувствовал себя дураком.

В саду солнечный свет был силен и ярок — словно песнь соловья, подумал Тони. Мать беседовала с гостями, сидевшими в садовых креслах на тенистой стороне лужайки. Обычно Тони любил общаться с людьми и молчаливо прислушиваться к их беседе, но сейчас он прокрался мимо рододендронов на свою маленькую тропинку, которая вела к лаванде. Высокие кусты были в полном цвету, отдавая окружающей теплоте свой аромат, и, казалось, радостно подставляли себя нежно пьющим бабочкам и более тесному объятию пчел. Воздух был насыщен тихим жужжанием, нежным и чувственным.

Тони поставил свой складной стул под тенью высокого куста сирени, белые цветы которой уже пожелтели, и стал наблюдать за быстрым мельканием удивительно проворных крылышек огромной бабочки — сфинкса. Он видел, как она развертывала длинный хоботок и проникала им в хрупкий цветок лаванды, окутываемая при каждом своем движении пыльцой, которую поднимали ее трепещущие крылышки, но бабочка беспокойно порхала, словно вечно неудовлетворенная именно этим цветком и все надеясь, что следующий будет совершенным. Другая — жадная маленькая голубая бабочка — поступала как раз наоборот: она сидела на одном стебельке и с упоением, методически пьянела от сочного цветка. Можно избрать любой из этих жизненных путей, подумал Тони, и тогда, в конце концов, вероятно, придешь к заключению, что ты не прав, а вот тот, другой, прав; но сфинксу следовало бы сидеть подольше, а голубой бабочке чуточку больше двигаться.

Тони был слегка взволнован этим происшествием с Суинберном. Он, пожалуй, ожидал услышать похвалу за то, что сам открыл Суинберна. Кроме того, его несколько обидело насмешливое отношение отца к его незрелому энтузиазму. Некрасиво было намекать, что Суинберн пьяница — что же тогда сказать о их великом Шекспире и о таверне «Морская царевна»? Его интересовало, отнеслась ли бы мать с большим сочувствием? Внешне — да, и она бы не сделала таких не относящихся к дел у критических замечаний, но Тони сомневался, чтобы она одобрила поэта. Например: «Груди нимфы в чаще».